Кимберли Дертинг - Зов смерти

Он даже не шелохнулся — стоял так прямо и спокойно, словно и не было никакого удара. И насмешливо улыбался Джею, сознавая свое физическое превосходство перед юношей.

— Глупый сопляк! Не можешь — не лезь не в свое дело, — сказал он, шагнув к Джею.

Виолет знала, что это значит. Джей, как и она, не выйдет отсюда живым.

И среагировала машинально.

Она следила взглядом, как костыль описывает широкую дугу и впивается полицейскому в висок острым, как игла, болтом. Он не заметил летящего костыля, а Виолет вложила в удар даже больше силы, чем надеялась. Офицер покачнулся.

А затем все происходящее она наблюдала, точно в замедленной съемке. Она видела, как он падает. Его взгляд в этот момент был полон удивления — казалось, он пытается понять, что же с ним произошло. Лишившись опоры, нога Виолет наполнилась пульсирующей болью, но она не обратила на это внимания.

Джей схватил ее за руку и потащил по коридору к спортзалу. Далеко, очень далеко… Наступая на больную ногу, Виолет чувствовала невыносимую, обессиливающую боль. Джей, как мог, старался поддерживать ее, обхватив за талию и почти таща на себе. Но она двигалась все медленнее… и заставляла его тоже замедлять шаг.

Назад они не оглядывались.

Не успели уйти далеко — боль стала совсем невыносимой, Виолет не выдержала и сползла на пол, не в силах идти дальше.

— Беги, позови на помощь, — печально прошептала она, — без меня получится быстрее.

— Ни за что. — Он поднял ее на руки и понес.

— Нет, Джей, не надо! — Продолжая сопротивляться, она заплакала. — Ты не сможешь дойти туда со мной на руках. Прошу тебя, беги!

Но было уже поздно — они больше никуда не могли убежать.

Виолет почувствовала, как мощный удар обрушился на Джея сзади, и в тот же момент поняла, что падает… падает бесконечно долго, словно перышко. И услышала глухой звук собственного падения.

Превозмогая боль, она с трудом повернулась, чтобы видеть происходящее.

Но услышала раньше, чем увидела.

Легкий щелчок. Тихий, зловещий звук, от которого похолодело внутри.

Джей, лежавший лицом вниз, тоже услышал его. Он медленно, осторожно перевернулся на спину, стараясь не делать никаких лишних движений. Поднял руки ладонями вверх, давая понять возвышавшемуся над ним человеку в форме, что сдается. Подчиняется.

Виолет смотрела теперь только на пистолет. Небольшой и черный, он выглядел как игрушечный. Но она знала — это не так. Полицейский держал в уверенной и привычной руке вовсе не игрушку. И дуло было направлено на Джея.

Кровь ручейками стекала с виска по его лицу. Ом немного шатался — казалось, из-за удара в голову он слегка потерял равновесие, но мишень была настолько близко, что целиться совсем не обязательно. Можно было стрелять в упор .

Виолет могла только смотреть и бессильно рыдать:

— Нет! О боже, нет ! Пожалуйста! — Вся в слезах, она умоляла убийцу: — Не надо, вам ведь нужен не он. Вы же видите, он не может защищаться. Пожалуйста…

Она ползла к Джею, чтобы заслонить его собой, но двигалась слишком медленно. Как в замедленных кадрах фильма, как в кошмарном сне, когда ноги тяжелеют настолько, что нельзя сделать и шага. Она подняла глаза на мужчину в форме — и, как только встретилась с ним взглядом, поняла: слишком поздно.

Выстрел был похож на оглушительный треск, Виолет инстинктивно отшатнулась, зажмурив глаза, закрыв ладонями уши, И начала кричать. И сразу после первого выстрела услышала второй.

Стоило открыть глаза, как она увидела кровь. Повсюду… повсюду кровь. Она снова зажмурилась, не в силах смотреть. И хотя умом понимала, что все еще кричит, не слышала сама себя. Казалось, ее голову изнутри наполняет оглушающий звон.

Внезапно рот ее наполнился самым неожиданным вкусом, какой только можно было представить здесь и сейчас, — вкусом одуванчиков. Ужасно знакомым вкусом детства, когда, собрав букет из солнечно-желтых цветов, суешь палец в рот — и чувствуешь на коже едкий вкус одуванчикового сока. Горечь на языке чувствовалась слишком явно.

Только когда чьи-то сильные руки поднимали ее с пола, Виолет поняла — этот вкус никак не связан с цветами.

Это отголосок смерти.

Свежий, только что родившийся.

Виолет смотрела в окно, любуясь первым снегом. Мягкие, крупные, пушистые хлопья неспешно падали с темного неба, искрящегося мириадами крошечных бриллиантов.

Было в нем что-то хрупкое, какая-то обновленная нежность. Словно возрождение.