Ким Харрисон: Белая ведьма, черные чары

— Да Тинкины тампоны, открывай, Рейч!

Кофеварка доработала до конца с шипящим бульканьем, и я, не реагируя на стоны двадцати с чем-то пикси, налила себе чашку. Очень осторожно отпила, неся ее к столу и хмурясь. В следующий раз, как буду в магазине, надо будет купить малинового сиропа.

Пикси толпились у меня на плечах, отталкивая друг друга, пока я церемониальным ножом, так и не убранным со стола, разрезала веревку. Не заглядывая внутрь, я наклонила конверт и осторожно вытряхнула, что там было, направив в сторону от себя.

— Это веревка! — воскликнул Дженкс, повиснув над ней. Я заглянула в конверт — убедиться, что там нет записки. — Трент послал тебе веревку? Это шутки у него такие? — сказал он так гневно, что детишки от него попятились, перешептываясь. — Чтобы ты повесилась, может быть? Или это эльфийский вариант конской головы в кровати? Она из конского волоса.

Я осторожно взяла в руки короткую грубую веревку, ощупывая узловатые бугры.

— Наверное, из его фамилиара сделан, — сказала я, вспомнив, как Трент мне однажды сообщил, что его фамилиар — конь. — Дженкс! — У меня сердце забилось быстрее. — Я думаю, это чары Пандоры.

Гнев Дженкса испарился мгновенно. Сзади послышался рокот, на пол упал кубик льда, и детишки облепили его как мухи. Рекс тут же появилась в дверях и затаилась, глядя, как дети Дженкса толкаются, определяя первую пятерку катающихся на кубике. Они складывали крылья, ехали по полу, под стол, вокруг кухонного островка, в нарастающем визге детских голосов, и потом все взлетали разом, а потерявший управление кубик влетал в стену.

— И он тебе вот так просто их отдал? — спросил Дженкс, приземляясь рядом со мной, и толкнул веревку ногой. — Ты уверена, что это они?

— Я так думаю, — сказала я, не очень соображая, как это понимать. — Развязываешь узлы, и память возвращается.

Я взяла веревку, разглядывая серую прядь, завязанную сложными узлами, напоминавшими морские. Я бы сказала, что Трент сам их вязал. В ней ощущалось растущее напряжение дикой неукрощенной магии, от которой я вздрагивала, когда она касалась моей поврежденной ауры. А может быть, эльфийская магия всегда ощущается так.

Дженкс отвел глаза от черно-серебристой веревки, посмотрел на меня.

— И ты это сделаешь?

Я пожала плечами:

— Я не знаю, для какого это воспоминания.

— Убийство Кистена, — уверенно заявил он, но я покачала головой.

— Может быть. — Я перебирала веревку пальцами, ощущая узлы нотами какой-то мелодии. — А может быть, про моего отца, или его отца, или про лагерь «Загадай желание».

Я осторожно положила веревку. Мне не хотелось знать, какое в ней воспоминание. Пока что не хотелось. У меня их и так достаточно, хотелось прожить немного без них, в настоящем, а не в прошлых страданиях.

У меня в сумке зазвонил телефон — «Шикарный щеголь» — и я глянула на Дженкса. Пикси обратил ко мне невинные глаза, но Рекс очень оживилась, уставилась в угол знакомым пристальным взглядом. Прежнее выражение сползло с моего лица, и я отступила, не сняв трубку.

— Пирс? — прошептала я.

Колыхнулся воздух — и с тихим хлопком выросла и загустела туманная тень в углу, превращаясь в Пирса. Неподвижная Рекс смотрела, не отводя глаз, как умеют только котята, а я вскочила на ноги в потрясении. Это Пирс, если только Ал под него не замаскировался.

— Пирс? — снова спросила я, и он обернулся ко мне. Глаза его мерцали, и одет он был по последнему крику высокой моды середины девятнадцатого века. И был похож на себя. В смысле, что совершенно не был похож на Тома, и я подумала: что за чертовщина?

— Любезная ведьма! — воскликнул он, бросаясь через всю кухню и хватая меня за руки. — Я очень ненадолго, — сказал он, задыхаясь и блестя глазами. — Ал непременно возымеет намерение выследить меня и сделает это быстрее, чем собака загоняет енота в лунную ночь, но я должен был нанести тебе визит. Объясниться.

— Ты взял тело Тома, — сказала я, отодвигаясь. — Пирс, я рада тебя видеть, но…

Он кивнул. Волосы упали ему на глаза, он их убрал, встряхнув головой:

— Да, это черная магия, и я этим не горд, но это не я убил черного колдуна. Он сам убил себя.

— Но ты выглядишь…

— Я в своем прежнем облике, да, — подтвердил он, увлекая меня чуть ли не в танец — так он был рад. — Это входит в сделку. Рэйчел… — Вдруг у него сделалось озабоченное лицо. — Ты обожглась, — сказал он. Он тут же говорил то, что приходило ему в голову. Поднял руку — но я остановила ее, не дав прикоснуться к моему лицу.