Мэгги Стивотер - Прощальная песнь. Ложь Королевы Фей

Люк начал было что-то говорить, но тут Уна расхохоталась, причем так безудержно, что ей пришлось сесть на тротуар. В конце концов, она выдавила:

— Брендан, любимый, Люк Диллон тебе поверил!

Люк скорчил гримасу и перевел взгляд на Брендана.

— Ты надо мной смеешься?

Отвращение мгновенно исчезло с лица Брендана, вместо него появилась легкая улыбка.

— Тебе и твоей флейте не нужно спрашивать, примем ли мы тебя, Люк Диллон. Для нас это честь. Ты гораздо больше принадлежишь нашему миру, чем миру людей.

Уна сморщила нос.

— Но ты такой доверчивый…

Люк вздохнул — с печалью или от радости, я не знаю.

Это было несправедливо. После всего, что мы сделали, после всего, что произошло, я должна была остаться с ним. Увы, справедливость не всегда торжествует.

— Хватит грустить, — сказала Уна. — Ты можешь провести с ним весь остаток солнцестояния. Мы останемся здесь, пока звучит музыка.

Я подошла к клетке. Люк поцеловал меня в щеку, в лоб, в губы. Затем прошептал:

— Спасибо за то, что ты придала моей жизни смысл.

Элеонор подошла к нам, величественная в своей окровавленной короне, и протянула мне кинжал из белой кости.

— В самом деле, это была чудесная игра.

Я не сразу поняла, что она дает мне кинжал, чтобы я им открыла клетку.

Не раздумывая, я ударила лезвием по крышке клетки. Прутья поддались. Голубь испуганно затрепыхался на дне. Я видела через тонкую кожу, как колотится его сердце.

— Шшш, — прошептала я. Я потянулась к нему, прижав крылья к его бокам. Он почти ничего не весил; казалось, сожми руки слишком крепко, и он исчезнет. Я посмотрела на Люка, не сводившего с меня глаз.

В моих руках голубь затрепетал. Я поднесла птицу к его груди. Я представила себе молодого, живого, смеющегося Люка, и ту жизнь, которую мы могли прожить вместе. Я хотела сказать что-то вроде «прощай», но в ожидании конца мы все друг другу уже сказали. Я позволила душе вернуться в его тело.

Люк начал ловить ртом воздух, потом заморгал… Он был жив. Он был настолько жив, его глаза так сияли, лицо так светилось, что я поняла: я ничего о нем не знала. Он превратился в странное, юное, дикое создание. Он улыбнулся и крепко меня поцеловал.

Уна подошла и коснулась его плеча.

— Теперь ты один из нас. Ты связан музыкой. Ты принадлежишь музыке. Музыка — твоя жизнь.

Люк посмотрел на меня.

— Я останусь с тобой, пока не кончится ночь, пока играет музыка. Возьми свою арфу, красавица.

За помощь в появлении этого романа я должна благодарить нескольких человек: великодушного и очаровательного издателя Эндрю, поверившего в меня, когда роман еще был гадким утенком; мою подругу Наиш, которая бросала все дела и без устали исправляла ошибки, которые бы не сделала даже пьяная обезьяна; мою сестру Кейт, которая с нескончаемым энтузиазмом следила за развитием отношений Люка и Дейдре и хихикала со мной во время работы над сюжетом; мою сестру Лиз, которая угрозами втянула меня в эту историю… нет, правда, она мне угрожала, у меня есть доказательства; мою маму, без которой меня бы не было на свете; моих интернет-друзей, которые меня поддерживали, особенно Венди (она живет в стране, где люди ходят вверх ногами); и, конечно, моего мужа, раба своей любви Эда, у которого страдальческое выражение лица, но преданное сердце.

Самые важные решения в жизни Мэгги Стивотер принимала, исходя из своей неспособности устроиться на хорошую работу. Если человек разговаривает сам с собой, смотрит в пространство, приходит на работу в пижаме, и при этом работает официантом, инструктором по каллиграфии или техническим редактором (а она пробовала и одно, и второе, и третье), на него косо смотрят. Но это вполне простительно для писателей и художников (именно этим она и зарабатывает на жизнь с двадцати двух лет). Сейчас Мэгги ведет удивительно эксцентричную жизнь в Виргинии со своим милейшим мужем-пуританином, двумя детьми и нервной собакой.

Здесь и далее в переводе А. Бухаровой.