Дженнифер Эстеп: Прикосновение холода

Глухая боль охватила мое сердце. Не впервые мне хотелось вернуть время назад и позаботиться о том, чтобы все встало на свои места, как это было раньше, до того как я пришла в Мифическую Академию.

Шесть месяцев назад я была обычным подростком. Ну, настолько обычной, насколько могла быть девушка со странным даром.

Но цыганский дар передавался в моей семье по наследству. Моя бабушка, Геральдина, могла смотреть в будущее.

Моя мама, Грейс, могла определить на слух, врут люди или говорят правду. Я же могла видеть вещи, знать и чувствовать их, когда прикасалась к человеку или предмету.

Но наши цыганские дары были просто способностями, немного сенсационными навыками, и я не особенно размышляла над этим. Ни о том, откуда они взялись, ни о том, обладали ли другие люди похожей магией.

До того дня, пока я не коснулась расчески Пейдж Форрест после занятий спортом.

Мы были в раздевалке после баскетбола и переодевались. Я ненавидела баскетбол, потому что была совершенно бездарной. Действительно, я была просто ужасна.

Так плохо, что я умудрялась попасть самой себе в нос, пытаясь забросить мяч в корзину.

После занятий мне было жарко, одежда пропитывалась потом, и я хотела завязать волосы в хвост.

Расческа Пейдж лежала на скамейке между нами. Пейдж не была мне близкой подругой, но мы принадлежали к одинаковой группе полупопулярных девушек, к тому же относительно умных.

Иногда мы делали что-нибудь вместе, если встречались наедине. Итак, я спросила ее, могу ли я воспользоваться ее расческой.

Пейдж смотрела на меня несколько секунд, и в ее глазах застыло выражение, которое я не могла объяснить.

– Конечно.

Я подняла щетку, и даже не задумалась над тем, что могла почувствовать что-то. Несмотря на мою психометрию, я едва ли получала информацию от будничных предметов: ручки, компьютеры, тарелки или телефоны – вещи в общественных местах, которые использовали многие люди и выполняли простые, определенные задачи.

Настоящая сенсация, глубокие, оживленные видения с высоким разрешением начинались только, если я касалась вещей, к которым люди имели личное отношение, как, например, любимая фотография, с которой связаны особые воспоминания.

Но как только расческа оказалась в моей руке, я увидела Пейдж у себя в голове, которая сидела на своей кровати со взрослым мужчиной. Он расчесывал ее длинные, черные волосы в сотый раз, как будто делал так всегда.

Когда мужчина закончил, то развязал халат Пейдж, заставил ее лечь на спину и начал прикасаться к ней, прежде чем расстегнул свои брюки.

В этот момент я начала кричать и не могла больше остановиться.

Приблизительно через пять минут я упала в обморок. Моя подруга Бетани рассказала, что я продолжала кричать даже, когда приехал врач, чтобы отвезти меня в больницу.

Все думали, что у меня эпилептический припадок или что-то в этом роде.

Все же я думаю, что Пейдж знала о моей даре и моих способностях. Двумя неделями раньше она попросила меня найти ее пропавший мобильный телефон.

Я прошлась по комнате Пейдж и прикоснулась к ее письменному столу, ночному столику, сумкам и книжным полкам. Наконец, в моей голове промелькнула картинка ее маленькой сестры, которая украла телефон, чтобы прочитать СМС Пейдж.

Иногда я спрашиваю себя, специально ли Пейдж положила расческу на скамейку, чтобы я взяла ее. Просто для того, чтобы кто-то узнал, чтобы кто-то посочувствовал тому, через что ей пришлось пройти.

Позже в этот день я проснулась в больнице. Моя мама, Грейс, была там, и я рассказала ей, что увидела. Так нужно поступать, если с подругой происходит что-то ужасное.

Я сделала это еще и потому, что моя мама была следователем в полиции, которая потратила свою жизнь на то, чтобы помогать людям. Я хотела бы однажды стать похожей на нее.

Этим же вечером моя мама арестовала отчима Пейдж за изнасилование. Грейс позвонила мне и сообщила, что теперь Пейдж в безопасности. Она пообещала мне, что будет дома через час, так как ей нужно еще подготовить отчет.

Она не пришла домой.

Этим вечером в машину моей матери врезался пьяный водитель, после того, как она покинула полицейский участок. Бабушка Фрост объяснила мне, что она умерла сразу.

Она даже не заметила, как машина мчалась на нее, и не почувствовала боли при ударе.

Я постоянно надеялась, что это соответствовало правде, потому что моя мама была настолько покалечена во время аварии, что во время похорон гроб оставался закрытым. По крайней мере, так я помнила.