Дженнифер Эстеп: Укус Паука

— Меня зовут Джин, и я убиваю людей.

В обычной ситуации за этим признанием последовали бы возгласы удивления. Побледневшие лица. Нервная испарина. Сдавленные крики. Опрокидывая стулья, люди пытались бы удрать до того, как я воткну нож им в сердце... или спину. Смертельная рана — это всегда смертельная рана. И плевать, каким способом я ее нанесла.

— Привет, Джин, — хором пропели четыре человека с одинаково ровной, тупой и монотонной интонацией.

Но только не здесь. В стенах Эшлендской психиатрической лечебницы мое признание, сколь бы правдиво оно ни было, не удостоилось даже приподнятой брови, не говоря уж о шоке или благоговейном трепете. Я была относительно нормальной на фоне здешних ошибок природы и магии. Взять хотя бы Джексона — белобрысого великана семи футов ростом, который, сидя по левую руку от меня, пускал слюни не хуже мастифа и лепетал как трехмесячный младенец.

С его непомерно больших губ стекала длинная струйка прозрачной, блестящей слюны, но Джексон был слишком занят, воркуя какую-то абракадабру аляповатой маргаритке, вытатуированной на тыльной стороне его руки, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Или сделать что-нибудь полезное в целях гигиены, например, утереть рот. Я отодвинулась от него, боясь прикоснуться к этой слизи.

Отвратительно. Тем не менее, Джексон был типичным обитателем этой богадельни. Богадельня. Это слово всегда вызывало у меня улыбку. Хорошее названьице для ада.

К несчастью, я застряла в этой дыре почти на неделю. Но всерьез меня раздражало то, что я была вынуждена слушать шум, который издавало здание вокруг меня. Вопли несчастных сумасшедших давно впитались в гранитные стены и полы больницы, как это обычно происходит со всеми чувствами и поступками людей с течением времени. Будучи элементалью Камня, я чувствовала его вибрацию и слышала нескончаемый поток безумных речей даже сквозь толстый слой коврового покрытия и белые хлопчатобумажные носки.

Впервые оказавшись здесь, я применила все свои магические способности, чтобы как-то достучаться до камня и немного его успокоить. Или, по крайней мере, утихомирить крики, чтобы ночью хоть немного поспать. Бесполезно. Эти камни поглотили слишком многое — они ничего не слышали и не отзывались на мою магию. Точно так же, как и шаркающие по ним несчастные обитатели больницы.

Поэтому теперь я просто блокировала этот проклятый шум, как и многое другое в своей жизни.

Женщина во главе круга из пластиковых стульев подалась вперед. Она сидела напротив меня, и ее светлые глаза с легкостью поймали мой взгляд.

— Что ж, Джин, ты уже не в первый раз об этом заявляешь. И мы уже все обсудили. Тебе только кажется, что ты убийца. Но ты, разумеется, не такая.

Эвелин Эдвардс. Психиатр, которая предположительно может вылечить любого ненормального в этом сказочном дурдоме. В обтягивающем черном брючном костюме, блузке цвета слоновой кости и туфлях на невысоких каблуках она так и лучилась профессиональным спокойствием и уверенностью. Прямоугольной формы очки в черной оправе сидели на кончике ее заостренного носа, красиво оттеняя зеленые глаза и рыжеватые волосы, подстриженные в короткий взъерошенный боб. В целом приятная внешность, но голодный взгляд заметно портил бледное лицо Эвелин. Я распознала этот взгляд. Так смотрит коварный хищник.

Поэтому я и торчу здесь сегодня.

— На самом деле, я не какой-нибудь заурядный убийца, — возразила я. — Я — Паук. Уверена, вы слышали обо мне.

Эвелин закатила глаза и посмотрела на высокого санитара, стоявшего позади круга стульев. Усмехнувшись, верзила поднес палец к виску и покрутил им.

— Конечно, я слышала о Пауке, — сказала Эвелин, стараясь не выказывать нетерпения. — Все слышали о Пауке. Но ты, безусловно, не он.

— Она, — поправила я.

Санитар опять усмехнулся. Я недовольно повела бровью. Смеется тот, кто смеется последним, и этой усмешкой он только что подписал себе смертный приговор. Мне не по нраву быть объектом насмешек, даже если последние несколько дней я старательно изображала из себя психа.

«Хочешь убить человека, будь рядом с ним. Внедрись в его окружение. Сделай его вкусы своими вкусами. Его привычки — своими привычками. Его мысли — своими мыслями».