Кэрри Вон: Искушение Робин Грин

И у Робин возникло чувство, что в этот момент она спасла саму себя.

На следующий вечер она, как обычно, принесла единорогу охапку сена.

— Смотри, что я тебе принесла. Иди сюда.

Однако зверь остался стоять в дальнем углу стойла. Опустив голову, он прижимал уши и яростно фыркал.

Робин застыла, опустив руки. Ну конечно! Она оставила сено, закрыла дверь бокса и продолжила обход.

В лаборатории она нашла записку от дневной смены, в которой говорилось, что в системе слежения произошел незначительный сбой, который можно было легко исправить простой перезагрузкой. В следующий раз следует поступить именно так. Дежурный офицер выражал озабоченность по поводу утраты записей наблюдения за прошлый вечер.

Итак, все оставалось по-прежнему. Казалось, что ничего не изменилось.

На самом деле изменилось все, просто Робин не хотела, чтобы об этом кто-то узнал. Она снова отключила программу и остановила работу половины мониторов, ослепив их.

— Лейтенант, — сказал Рик, когда Робин достала из инкубатора три пинты крови, чтобы подать ему ужин. — Посмотри на себя. Это же не ты. Он тебя околдовал!

— Не хочу ничего слышать, — буркнула она, просовывая мензурки в узкую щель бокса.

Рик даже не взглянул на них. Он подошел к стеклу и прижался к нему лицом.

— Он использует тебя. Ты ему не нужна, он тобой манипулирует.

Робин взглянула на него, но не в глаза — ее взгляд скользнул по его скулам, уху и темным волосам. Она смотрела на что угодно, только не в глаза.

— Совсем как ты, если бы я открыла твою клетку. Скажи, ты тоже попытался бы меня соблазнить?

Это было несправедливо, потому что Рик ни разу не пытался ее соблазнить или использовать в своих целях. Впрочем, она ни разу не предоставила ему такой возможности. Рик всегда был добр к ней. Он с ней разговаривал. До сих пор она видела в Рике элегантного мужчину, предположительно вампира, заключенного в тюремную камеру.

— Я бы никогда не причинил тебе боль, Робин.

Чувствуя на себе его взгляд, она густо покраснела. Резко повернувшись, она направилась к аквалаборатории.

— Робин, остановись, — умолял вампир. — Не ходи туда! Не позволяй ему себя использовать!

Она вцепилась в ручку двери с такой силой, что задрожали пальцы.

— Я никогда не испытывала ничего подобного, — тихо сказала она.

Она произнесла эти слова скорее для себя, но Рик был вампиром, а у вампиров хороший слух.

— Это все обман, понимаешь? Иллюзия! Не ходи к нему.

— Я… не могу, — сказала она.

Никогда ей не было так хорошо, никогда у нее не было такого чувства, что ее жизнь чем-то наполнена. Словно ей ввели в кровь наркотик, и она забыла о своих бедах и проблемах. Какая-то часть сознания подсказывала ей, что Рик прав, что она действительно одурманена и что еще немного, и она больше не сможет жить без этого дурмана.

Однако остальной части сознания было на это наплевать.

Когда Робин вошла в аквалабораторию, селки плавал возле дверцы клетки. Его темные глаза сверкали от возбуждения. Быстро сунув Марине ведро с рыбой, Робин открыла клетку.

Пятница. Ночь.

Полковник Оттоман прислал сообщение по голосовой почте, что вернется в субботу. Это был конец — и для нее, и для селки.

Она лежала в его объятиях на камне посреди бассейна. Он играл ее длинными влажными волосами. Она положила его руку себе на талию. Его рука была сильной. Он молчал. Когда они были вместе, он обладал ею.

Она не хотела, чтобы это кончалось.

— Мы убежим, ты и я.

Он отвернулся и тихо засмеялся. Потом поцеловал ее руку и покачал головой.

Для него это было игрой. Робин не знала, о чем он думает. Он всегда молчал, и она не знала почему: то ли не хотел говорить с ней, то ли не мог.

— Не хочешь? Почему?

Он провел пальцем по ее щеке и шее. Затем прижался щекой к камню и закрыл глаза.

Она не надеялась, что когда-нибудь сможет его понять. Полковник Оттоман прав, они — не люди.

Тюленья шкура лежала рядом, там, где он ее сбросил. Робин схватила ее и поплыла к дверце. Он нырнул вслед за ней и начал преследовать, но она успела выбраться на мостки и захлопнула за собой дверь.

Она стояла возле клетки, прижимая к груди тюленью шкуру. Селки смотрел на нее, ухватившись за прутья.

— Скажи, почему этого нельзя делать.

Он сжал губы и начал дергать дверь.

Положив шкуру так, чтобы он не мог до нее дотянуться, Робин придвинула к себе свою одежду. Глаза селки потухли, в них больше не было игривости и желания любви. Челюсти были плотно сжаты, лоб нахмурен.