Ева Фёллер - Волшебная гондола

Позже мне пришлось сильно пожалеть о том, что я не пошла вместо этого с папой или, по крайней мере, спросить его о мистере Бьярнигнокки Фундштюке. Мой отец коротко упоминал, что он послал странный документ в лабораторию, чтобы проверить подлинность.

— Представь себе, — рассказывал он: — Его, очевидно, написала женщина, у которой было тоже имя, что и у тебя!

— Анна? — спросила я слегка глупо.

Он кивнул:

— Но, как сказано, еще не выяснено, действительно ли все так. Из определенных, отдельных орнаментов, которые показывают анахронические импликации при поверхностном исследовании.

Я ничего не поняла и упустила момент уточнить.

Моя незаинтересованность частично была связана с тем, что Победитель не шел у меня из головы. Я постоянно думала о нем. О его синих глазах. Как пластично он двигался. Как он посмотрел на меня!

По крайней мере, с тех пор зуд больше не возвращался, я, пожалуй, могла быть благодарной за это. И за то, что это, по-видимому, было ошибочной тревогой, потому что не произошло ничего плохого. Тем временем я все больше склонялась к мнению мамы, а именно к ее теории о прерывистых нарушениях восприятия.

Простым языком это значит, что время от времени мозг придает значимость вещам.

Все же я была готова принять это. Главное, чтобы оно не повторилось.

Затем наступило воскресение, день регаты. Тогда все вышло из-под контроля. В самом прямом смысле слова.

Генрих и Джулиана решили, что будет замечательно позавтракать вместе, прежде чем отправиться на мероприятие. Мои родители согласились, и поэтому мы встретились утром в воскресение в столовой, встав при этом убийственно рано. Я была такой уставшей, что могла бы еще проспать несколько часов, но Джулиана

Тассельхоф объяснила, если мы не забьем хорошее место вовремя на берегу Гранд-

канала, то в самом лучшем случае увидим вымпелы мачт, но никаких лодок, не говоря уже о замечательных, сказочных костюмах сидящих в них людей.

Обычно, как сообщала она, мы могли бы посмотреть представление с одной из лоджий замка. Там жил партнер по гольфу Генриха, который с радостью бы принял всех в своем стильном доме. К сожалению, он уехал.

— Очень важный человек в европейской политике, — сказала госпожа Тассельхоф.

— И банкир, — добавил господин Тассельхоф. — Играет в гольф с невероятным гандикапом.

— Он страдает физическим недостатком? — спросила я.

Маттиас фыркнул в свой чай.

Папа сдержал приступ кашля.

Госпожа Тассельхоф посмотрела на меня снисходительно.

— В гандикап обходятся без способностей игроков в гольф. Один есть у каждого вплоть до профессионалов.

— Вероятно поэтому они ездят по территории на электрических автомобилях, — предположила я. — На нем гораздо удобнее передвигаться по газонам, чем на костылях или инвалидных колясках.

Маттиас неудержимо хихикал.

— Маттиас, это не красиво смеяться над другими людьми только потому, что они ничего не понимают в игре в гольф, — резко сказала госпожа Тассельхоф.

— Мама, я смеялся, потому что Анна пошутила, — ответил Маттиас.

— Откуда ты это знаешь? — порицала его мать.

— Да, откуда? — спросила я. — Вероятно, я тупа от природы. Я уже рассказывала, что как раз осталась на второй год?

— Это все только из-за твоей беспрецедентной лени, — вмешалась мама. — И о твоей достойной сожаления дискалькулии*.

(*Дискалькулия - неспособность изучать арифметику)

— О, разве это не называется как слабость в математике? — спросила госпожа

Тассельхоф сострадательно. — Как ужасно для тебя.

— Я могу с этим жить, — сказала я. — Двойка по математике не физический недостаток, по крайней мере, не для тех, кому нужна машина для гольфа.

— Собственно, я имела в виду тебя, — сказала госпожа Тассельхоф моей мама. —

Для тебя это настоящий кошмар. Святые небеса, корифей в области физики, но собственный ребенок...

Папа защитил меня.

— Это у Анны от меня. Я никогда особо не умел считать. И однажды я тоже оставался на второй год.

— Маттиас перепрыгнул один класс, — хвасталась госпожа Тассельхоф. — В следующем году он уже начинает сдавать на аттестат зрелости и хочет затем изучать стоматологию.

— Мама, — неловко и тревожно произнес Маттиас.

— У каждого человека есть свои особые способности, — пояснил господин

Тассельхоф уверенным голосом. — У одних это, у других то.

Госпожа Тассельхоф положила свою руку на него.

— Как же ты прав, Генрих. Давай радоваться, что Маттиас настолько сильно талантлив. Не каждый может быть таким умным, как он.