Мэгги Стивотер - Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП)

«Я видела его, — думала Блу. — Я видела его дух, когда он умер, и он был одет не так. Всё случится не так. Не сейчас, позже, позже...»

Ронан продолжал, его голос звучал громче:

— Нет. Энергетический пузырь, ты меня слышишь? Ты обещал обезопасить меня. Кто мы для тебя? Ничто? Если ты позволишь ему умереть, это не обезопасит меня. Понимаешь? Если умрёт он, я тоже умру.

Теперь Блу тоже могла слышать гудящий звук из ямы.

Адам заговорил, его голос был приглушен грязью:

— Я заключил сделку с тобой, Энергетический пузырь. Я твои руки и глаза. Что, ты думаешь, я увижу, если он умрёт?

Шелест рос. И звучал обширно.

«Это не осы, — думала Блу, хотела, жаждала, мечтала. - Кто мы тебе, Энергетический пузырь? Кто тебе я?»

Вслух она произнесла:

— Мы сделали энергетическую линию сильнее. Мы сделали тебя сильнее. И мы продолжим помогать тебе, но ты должен помочь нам...

Темнота, вырастая из глубин, поглотила луч её фонаря. Звук прорвался. Это был рокот, это были крылья. Они заполнили яму, скрывая Гэнси с поля зрения.

— Гэнси! — заорала Блу или, может быть, Адам, или, может быть, Ронан.

И тут что-то колыхнулось у её лица и ещё что-то. Тело отклонялось от стены. От потолка. Лучи от их фонариков разорвались на тысячи мерцающих кусочков.

Звук крыльев. Звук.

Не осы.

Летучие мыши?

Нет.

Вороны.

Вороны тут не жили, и вороны так себя не вели. Но они вырывались и вырывались из пропасти под Гэнси. Касалось, стая никогда не закончится. У Блу возникло дезориентирующее чувство, что так было всегда, вороны, носящиеся вокруг них, перья, задевающие её щеки, когти, царапающие её шлем. И тут внезапно вороны стали кричать оттуда и отсюда, оттуда и отсюда. Гул рос, становясь всё более и более певучим, и затем он превратился в слова.

«Rex Corvus, parate Regis Corvi».

«Король-Ворон, дайте дорогу Королю-Ворону».

Перья посыпались, когда стая птиц накренилась в сторону входа в пещеру. Сердце Блу разрывалось от того, каким большим он был, в этот момент и ни в какой другой.

Затем наступила тишина, или, по крайней мере, звуков было недостаточно, чтобы Блу их услышала за своим гулко стучащим сердцем. Перья подрагивали в грязи рядом с Адамом.

— Держитесь, — сказал Гэнси. — Я вылезаю.

Глава 2

Адам Пэрриш был одинок.

Нет ни одного хорошего слова в противовес слову «одиночество». Может возникнуть соблазн предложить «единение» или «удовлетворенность», но фактически эти два слова несут значения, не относящиеся друг к другу, что прекрасно показывает, почему «одиночество» не может быть полностью зеркально отражено. Оно не означает «уединение», «единственность» или «необитаемость», хотя «одиночество» может содержать в себе все эти понятия.

Одиночество означает состояние разлуки. Обособленности. Один-очество.

Адам не был всегда один, но он был всегда одинок. Даже в группе он медленно совершенствовал своё умение держаться обособленно. Это было проще, чем можно было бы ожидать, остальные позволили ему так поступать. Он знал, что стал другим с тех пор, как объединился с энергетической линией этим летом. Он был самим собой, но более сильным. Самим собой, но менее человечным.

На их месте он бы тоже тихо наблюдал свое отдаление.

Так было лучше. Он так долго ни с кем не ругался. Он не был зол уже на протяжении недель.

Сейчас, на следующий день после их экскурсии в пещеру воронов, Адам вел свой маленьких говённый автомобиль подальше от Генриетты, чтобы выполнить работу Энергетического пузыря. Через подошвы ботинок он чувствовал неторопливый пульс энергетической линии. Если он специально не фокусировался на нём, то его сердцебиение подсознательно синхронизировалось с ним. Было что-то успокаивающее и тревожное в том, как это теперь переплелось с ним; он больше не мог сказать, было ли это дружественной силой, или сила фактически была теперь им.

Адам с опаской наблюдал за уровнем топлива. Машина вернет его назад, как он думал, если не нужно будет ехать слишком далеко в осенние горы. Он ещё не был уверен, что должен сделать для Энергетического пузыря. Потребность того приходила к нему бессонными ночами и болезненными днями, медленно становясь видимой, словно вплывая на поверхность озера. Нынешнее чувство, мучительное чувство незавершённости, ещё не было совсем четким, но вот-вот начнется школа, и он надеялся позаботиться обо всём до того, как возобновятся занятия. Тем утром он обернул раковину фольгой, наполнил водой и искал объяснения. Он только определил проблеск нечёткого местоположения.