Эми Эвинг - Драгоценность

Внезапно она бросается ко мне и обнимает. Я крепко прижимаю ее к себе, чувствуя, как сотрясается в рыданиях ее хрупкое тельце. Потоки слез струятся по моим щекам, скатываясь в ее волосы.

– Я думала, что тебе все равно. – Ее голос звучит приглушенно, утопая в мягких складках халата. – Я думала, ты бросила меня навсегда.

– Нет, – шепчу я. – Я всегда буду любить тебя, Хэзел. Я обещаю.

Я счастлива, что мне достались эти драгоценные минуты. Что бы ни принес завтрашний день, чем бы ни обернулся Аукцион, я благодарна судьбе за то, что, по крайней мере, провела последние мгновения на воле со своей любимой сестренкой.

На ужин в тот вечер – маленькая жареная утка, в которой больше костей, чем мяса, отварной картофель и несколько поникших стручков фасоли.

Я чувствую себя виноватой, вспоминая свои сытные ужины с изобилием свежих продуктов. А для моей семьи эта жалкая трапеза сродни праздничному пиру, которому позавидовала бы сама Курфюрстина.

– Охра принес сливки с молочной фермы, – восклицает Хэзел, дергая меня за рукав. – Мы сможем съесть мороженое на десерт.

– Какое лакомство, – говорю я с улыбкой, передавая Охре миску с картофелем. – Так ты работаешь на ферме?

Охра кивает.

– По большей части – да, – говорит он, накладывая себе на тарелку щедрую порцию картофеля. Мама забирает у него миску, пока он не опустошил ее. – Мне нравится работать с животными. Бригадир говорит, что через год я смогу научиться пахать. – Его распирает от гордости. – Я доволен, что попал на работу в дом Огня. Хозяева хорошо обращаются с нами, дают передохнуть, не задерживают после смены и все такое. У меня был друг – Сейбл Терсинг, помнишь его? Он работает в доме Света и рассказывает всякие страшилки. Бригадиры там ходят с плетками и не боятся пускать их в ход, а еще тебе могут урезать жалованье, если застукают на перекуре или…

– С каких это пор Сейбл Терсинг курит? – строго спрашивает мама. Охра заливается румянцем.

– Нет, я не имею в виду Сейбла, просто…

– Охра, клянусь памятью вашего отца, если я поймаю тебя с сигаретой…

– Мама, – Охра закатывает глаза. – Я лишь хочу сказать, что это несправедливо, когда ты не знаешь, как к тебе будут относиться в том или другом королевском доме. Должны быть закреплены общие правила, и, если их нарушают, работники могли бы обращаться к Курфюрсту.

– О, да, Курфюрсту больше заняться нечем, кроме как выслушивать жалобы каких-то мальчишек, – говорит мать. Но я не могу удержаться от улыбки.

– Ты говоришь, как отец, – подбадриваю я Охру. Он самозабвенно скребет затылок, закидывая в рот сразу несколько картофелин.

– Отец частенько бывал прав, – бормочет Охра с набитым ртом.

Хэзел снова дергает меня за рукав, требуя моего внимания.

– А я в классе одна из лучших учениц, – говорит она с гордостью.

– Конечно, – говорю я. – Ты же моя сестра, не так ли?

Мама смеется.

– С тобой не было таких хлопот, как с этой отличницей. Год только начался, а она уже дважды подралась.

– Подралась? – Я хмурюсь, поглядывая на сестру. – И с кем же ты дерешься, Хэзел?

Хэзел с укором смотрит на мать.

– Ни с кем. Просто попадаются глупые мальчишки.

– Да, и если это повторится, ты снова будешь наказана, и никаких игр целую неделю, – сурово говорит мама.

Хэзел дуется. А меня, которая слушает эти будничные семейные перепалки, гложет зависть. За этим столом столько любви – настоящей, пульсирующей, живой. Я наблюдаю за тем, как пререкаются Охра с Хэзел, как смеется мама, одергивая расшалившихся детей. Я вижу, что мое место здесь, среди них.

Мне так хочется убедить маму в том, что со мной все будет хорошо. Даже если я сама в это не верю, даже если это ложь. Я не хочу омрачать их счастье.

– Вы только не переживайте за меня, – вдруг говорю я. Все замолкают и поворачиваются ко мне – наверное, надо было выразиться более деликатно. – То есть, я хочу сказать… – Я перевожу взгляд на маму. – Я не пропаду. – Она опускает вилку. Я выдавливаю из себя улыбку и надеюсь, что она выглядит искренней. – С завтрашнего дня я буду жить в Жемчужине. Разве это не здорово? Я уверена, что обо мне там будут заботиться. – У Хэзел глаза, как блюдца. – Но… вы помните… пожалуйста, помните всегда, что я вас очень люблю. Всех вас. – Мой голос дрожит, и я делаю глоток воды. В глазах моей матери стоят слезы, и она прижимает руку ко рту. – Если бы была хоть малейшая возможность остаться с вами, я бы осталась. Я… я так горжусь быть частью нашей семьи. Пожалуйста, знайте это.