Эми Эвинг - Драгоценность

Но ком в горле так распух, что я едва могу дышать. Мои мысли возвращаются в тот ужасный день, когда за мной пришли ратники; воспоминания, далекие и путаные, похожи на пазл с недостающими фигурками. Я вижу себя, в слезах, умоляющую не отпускать меня с ними. Вижу широко распахнутые, испуганные глаза Хэзел, ее крошечные ручки, вцепившиеся в подол моего оборванного платья. Холодный отблеск ружья ратника. Вижу свою мать, которая, прижимаясь губами к моему лбу и орошая слезами мои волосы, говорит: – Ты должна пойти с ними, Вайолет. Ты должна пойти с ними.

В комнате вдруг становится нестерпимо жарко.

– Я… мне надо на воздух, – задыхаясь, говорю я и, спотыкаясь, выхожу на задний двор.

Двор – это просто клочок сухой земли и пожелтевшей травы. Но мне становится легче, когда прохладный ветерок щекочет мою кожу, и я слышу шелест листьев лимонного дерева, что растет посреди двора. Оно еще не подарило нам ни одного лимона. Как там поется в любимой песенке отца?

Это была какая-то аналогия с коварной любовью, но всякий раз, когда отец напевал ее, я думала только о том, как мне хочется съесть лимон. И это было первое, что я попробовала, когда оказалась в инкубаторе. Радостная, я откусила его прямо с кожурой, и от кислоты меня едва не перекосило.

– Ты стала другой.

Я резко поворачиваюсь. Хэзел сидит на перевернутом ведре у стены дома. Я даже не заметила ее.

– Мама тоже так говорит. – Я все еще задыхаюсь.

Она изучает меня. Глаза у нее проницательные и умные. Я снова ловлю себя на мысли, насколько она похожа на нашего отца.

– Она сказала, что завтра ты идешь на Аукцион, – говорит Хэзел. – Поэтому тебе разрешили повидаться с нами.

Я киваю.

– Они называют это Днем Расплаты… когда ты расплачиваешься по счетам своего прошлого, чтобы начать новую жизнь. – Сама не знаю, почему я это говорю. Фраза, которую я сотни раз слышала из уст смотрительниц, оставляет горький привкус во рту.

Хэзел встает.

– Вот кто мы для тебя? Те самые счета, по которым надо расплатиться, прежде чем ты уйдешь навсегда, чтобы жить в каком-то дворце в Жемчужине?

– Нет, – ужасаюсь я. – Нет, конечно же, нет.

Ее руки сжимаются в кулаки – в точности как у меня, когда я злюсь или обижаюсь.

– Тогда почему ты здесь?

Потрясенная, я качаю головой.

– Почему?.. Хэзел, я здесь, потому что я люблю тебя. Потому что скучала по тебе. И по маме, по Охре. Я скучаю по вам каждый день.

– Тогда почему ты ни разу не написала мне? – кричит Хэзел, и ее голос обрывается, как обрывается и мое сердце. – Ты же обещала мне писать. «Не важно, что», – сказала ты. Я каждый день ждала от тебя письма, но ты не написала мне ни строчки!

Ее слова сыплются на меня колючим градом. Я думала, что она забыла то обещание. Тем более что оно было заведомо невыполнимым.

– Хэзел, я не могла. Нам не разрешают писать письма.

– Могу поспорить, ты даже не пыталась, – цедит сквозь зубы Хэзел. – Ты слишком дорожила всей этой роскошью, новыми шмотками, свежей едой и горячей водой. Ведь там ты получила все это, я знаю, поэтому хватит врать.

– Да, получила. Но неужели ты думаешь, что я бы не отдала все это обратно, лишь бы снова жить с вами? Чтобы снова укладывать тебя в кроватку, петь тебе колыбельные? Чтобы в дождь мы могли лепить пирожки из грязи и кидаться ими в Охру, когда он не видит? – Картинки оживали перед глазами и ранили душу. Подумать только, какой жизни меня лишили. Да, в бедности, но зато счастливой. – Неужели ты действительно думаешь, что я променяла свою семью на водопровод и тряпки? У меня не было выбора, Хэзел, – говорю я. – Мне не оставили выбора.

Хэзел молчит, но, кажется, мои слова ее не убедили. Я делаю шаг ей навстречу.

– Каждый год я праздную твой день рождения, – продолжаю я. Знаю, что рискую, потому что на мне передатчик, но сейчас меня это не волнует. – Я прошу их испечь торт, шоколадный с ванильным кремом, и они пишут на нем твое имя зеленой глазурью и вставляют свечку, а потом мы с моей подругой Рейвен поем тебе поздравление «С днем рождения».

Мы делаем это и в день рождения брата Рейвен, и в день рождения Охры.

Хэзел прищуривается.

– Правда?

Слеза стекает по моей щеке и падает на уголок рта.

– Иногда я разговариваю с тобой после отбоя. Я рассказываю тебе анекдоты, которые слышала, истории про своих подруг и про то, как мы живем в инкубаторе. Я скучаю по тебе каждый день, Хэзел.