Киндер, кюхе, кирхе (СИ)

- Откуда ВИДНУЮ? Отсюда, знаешь, не углядеть! – зло выплевывает «бывший сын». Он сам себя так называет: «я - твой бывший сын». – Ну как, ты уже достаточно развился? Может быть, вернешься? Нет?

Михаил понимает, что разговора снова не вышло. Юрка вскакивает, бросает на стол пару купюр – за свою часть заказанного обеда - и восклицает:

- Бай-бай!

- Подожди! Юра, Юра! Подарки! – бросается ему вслед Михаил. И, догнав его у дверей, хватает за плечо, разворачивает к себе и пытается впихнуть ему в кулак пакеты.

Юрка поддается движению его руки, разворачивается, утыкается в его плечо и плачет. По-детски, взахлеб, как плакал, когда у него резались зубы. Посетители за соседними столиками удивленно оборачиваются на них. Услужливый официант возникает в проходе. Но Михаил Евгеньевич качает ему головой: «Ничего не надо!» Выплакав самую горькую часть своего горя, Юрка забирает у него пакеты и уходит, не оглянувшись. Михаил Евгеньевич возвращается за столик, заказывает четыреста грамм водки – официант не решается отказать посетителю в заказе, несмотря на его недавнюю просьбу – и долго пьет и плачет, пересев так, чтобы его лица не было видно из зала. Он ухитряется пропустить время, когда ему пора идти на поезд и, забрав чемоданы из камеры хранения, бесполезно бежит по перрону, успев увидеть только удаляющиеся красные огни и услышать остатки бравурной мелодии, которой всё еще провожают с питерского вокзала московские поезда. Постояв несколько минут под так и не прекратившимся дождем, он идет сдавать билет и брать новый. В это время до Москвы отходят один за одним несколько рейсов. И еще там, дома, заказывая билет от Москвы до Сатарок, он заложился на возможный форс-мажор. И в Москве у него будет четырехчасовой запас на пересадку. Только повернувшись к зданию вокзала, он замечает, что его светлый шарф развязался, и конец его волочился по лужам, когда он бежал за поездом. Он снимает с горла испорченную тряпку и бросает ее в урну. И она так и остается единственным ярким пятном на темном тоскливом перроне под серым мрачным зябким небом.

* * *

Он снова видит этот сон и просыпается в слезах. Идет на кухню. Водки в доме нет. А вином – разве успокоишься!? Он достает с дальней полки коньяк и, закидывая голову, пьет прямо из бутылки. Напиток обжигает горло, и он заходится в сдавленном кашле. Включает воду, пьет, зачерпывая полные ладони, а потом утыкается лицом в мокрые руки и плачет над раковиной в смутной надежде, что звуки его рыданий заглушаются плеском текущей воды.

- Олег! Олег! Что случилось!? …Лёлечка!

Мишка не мог его услышать – у них большая квартира в «сталинском» доме. Но он – понял, почувствовал, откликнулся на его слезы и боль. В трусах, с сонным видом, он появляется в кухонных дверях и обнимает любимого за плечи:

- Лёлька, что ты? Что-то болит? Нет? …Опять тот сон? Маленький мой, успокойся!

Олег поддается его рукам, как во сне поддавался выросший Юрка, разворачивается и утыкается в широкое плечо.

- Прости, Минь! Да, снова….

Мишка гладит его затылок и шею теплой ладонью:

- Всё хорошо, мой родной. Мы – вместе. Я никуда не уехал.

Через пару минут Олег затихает. Мишка отпускает его плечи и лезет убирать коньяк.

- Миня, не надо! – вскрикивает Олег.

- Да не беру я, не беру. Мне не нужно! …Может быть, уберем его из дома? Зачем так… каждый раз?

- Нет, - качает головой Олег. – Пусть будет. Хороший коньяк. Для гостей же.

- Я сколько раз тебе говорил: если снится - буди меня сразу! Зачем мучиться, а?

- …Ты так сладко спал! – Олег уже улыбается.

- И мне снилось, что мы с тобой и Юркой плаваем в Карелии!

Олег вздрагивает.

- … «С тобой» я сказал, - повторяет Миша. – Вместе.

- Пап, что случилось? Миш?... – возникает в дверях встревоженный сонный пацан.

Юрке одиннадцать лет. И он проходит все степени взросления с яростным отстаиванием собственного «я», с истеричной любовью к родителям, через час сменяющейся сердитым «вы меня позорите!» и прочими прелестями взросления и становления нового характера.

- Юра, иди ложись! У нас всё в порядке, - резковато отвечает Миша. А ведь обычно в их семье он – «добрый» отец, а Олег – «строгий».

- Не ругайся на него! – шепчет Олег. – Не надо!

- Иди ложись! – голос «доброго папы» становится мягче.

Босой Юрка проходит к столу, наливает чашку воды и пьет жадными детскими глотками.

- Опять конфет наелся на ночь? – спрашивает Олег.

- Не. Не ел. Спокойной ночи! – мальчишка вытирает ладонью подбородок и уходит, оставляя отцов решать их ночные проблемы.