Всеволод Шипунский: Новые сказки Шехерезады (СИ)

И каждую ночь Фатима входила к принцу и танцевала для него свои танцы, какие только знала и умела, а принц загорался страстью и не выпускал её из своих объятий до утра. И не успевала она утром прикрыть глаза, чтобы хоть немного поспать, как её требовал к себе старый падишах, загорался её рассказом об их молодой страсти, и тоже ложился с нею, и забивал в её пушку свои заряды, хотя орудие его теперь стреляло редко. Так, что по прошествии двух недель Фатима уже еле волочила ноги, не могла выполнять никакой домашней работы, а её тёмная раковина так распухла, что больно было сидеть.

Наконец, она бросилась падишаху в ноги и взмолилась о пощаде. Тот сначала возмутился и сказал, что она принадлежит только принцу, а ему, падишаху – это так, просто… по старой памяти… ведь она любила его когда-то и должна быть счастлива, что сам падишах вспомнил о ней! Но потом, когда и принц попросил не присылать ему больше «эту толстозадую», падишах, которому она тоже надоела, решил отослать её из дворца, не подозревая, что Фатима уже понесла царского младенца. А уж кто именно был отцом будущего ребёнка, не знала, наверное, и она сама…

Принц же, познав Фатиму и удовлетворив с ней юношескую страсть, стал более сдержанным и хладнокровным, как и подобает правителю. А потом он нашёл себе новое занятие: полюбил он, тайно от падишаха, переодеваться в простолюдина и бродить неузнанным по городу, сидеть в духанах, слушая разные разговоры, и присматриваться к девушкам. Так принц и увидел однажды, зайдя в лавку медника, изготовлявшего медные лампы и светильники, его дочь, которую звали Зульфия. Она была так хороша и пригожа, что принц сразу влюбился в неё всем сердцем и решил, что рано или поздно она будет его женой. Но говорить об этом отцу нечего было и думать! И сын падишаха, потерзавшись немного муками совести, но не в силах сдерживать любовной страсти, решился на то, о чём мы уже знаем, а в повторении нет пользы.

* * *

А Фатима в один прекрасный день оказалась за стенами дворца, к жизни в котором она так привыкла. И хотя падишах на прощанье подарил ей перстень с красным рубином, а принц – с синим сапфиром, которые, если надеть их вместе, так и сверкали на пальцах, обида всё одно душила её, и она, горько плача, шла по дороге, не зная, куда она идёт и зачем. И поклялась она отомстить этому дворцу и всем его обитателям.

Когда солнце стало клониться к закату, дошла она до чудесного озера с зелёными деревьями на берегу и райскими птицами в их кронах, и будучи грязной от дорожной пыли и усталой, решила искупаться. А озеро то было обиталищем джиннов, и появлялось оно на пути путника только тогда, когда джинны желали завлечь его в свои сети.

Перстни свои Фатима надела на крепкий шнурок, завязала его и упрятала подальше. Потом разделась донага, поскольку ни одной души на берегу не было видно, и показавшись деревьям и птицам во всей красе, зашла в воду.

Долго мылась она там, плескалась, и ныряла с головой, чувствуя себя всё лучше и лучше, пока не наступила в воде на какой-то предмет, который оказался запечатанным старым глиняным кувшином. Вытащив его на берег, она долго раздумывала, что в нём может быть, и решила, что наверное там оливковое масло, которым хорошо будет натереть тело после купанья. После долгих стараний сбила она камнем с кувшина прочную печать, и тут началось страшное…

Кувшин закурился, задымил, окутал всё вокруг зелёным дымом, а когда тот рассеялся, она увидела огромного волосатого джинна, парившего перед нею в воздухе, на котором из одежды была одна только чалма. Руки его были сложены на огромной волосатой груди, а ниже из волосяных зарослей свисали внушительные мужские его стати.

«Ах!!» - вскрикнула Фатима в ужасе, но джинн склонился перед ней в почтительном поклоне.

- Приветствую тебя, о моя спасительница! – произнёс он чрезвычайно низким голосом. – Да благословит Аллах тебя и весь род твой до седьмого колена!

- Кто ты? – молвила женщина, понемногу приходя в себя.

- Я великий и могущественный джинн, о повелительница! А зовут меня Гассан. И последнюю тысячу лет мне пришлось провести в этом мерзком и грязном кувшине – будь тысячу раз проклят тот, кто меня в него засади!

- Кто же мог посадит туда такого великого и могущественного?? – спросила Фатима, пытаясь отвлечь демона от дурных мыслей, ибо стояли они друг перед другом совсем голые.