Всеволод Шипунский - Грех матушки Марии (СИ)

Иногда дух батюшки бывал сильнее плоти, и он решительно отворачивался от матушки. Тогда матушка обиженно поворачивалась на левый бок, и большой округлый зад её сиротливо и одиноко возвышался над кроватью.

Ежели побеждала плоть, то батюшка, не единожды ещё перекрестив лоб и испросив у господа прощения, забирался-таки на матушку и тонул в объятиях её пышного тела. Она, задрав рубаху до шеи, соединяла вместе свои арбузные груди и в томлении подавала ему, а он щекотал их бородою и сосал большие, как финики, соски. Матушка быстро достигала вожделения, охватывала батюшку руками и ногами, и тогда вздыбленная плоть его сама находила свой путь и погружалась в её ждущие нежные хляби. «И-и-и, батюшка ты мо-ой! – тоненько стенала тогда матушка. - Накажи ты меня, грешницу! Накажи как следуи-ит! Не жалей, миленьки-ий!» И батюшка, обхватив обеими руками необъятный матушкин зад, наказывал блудницу не за страх, а за совесть.

Не то бывало по субботам! Матушка сама топила баньку на огороде, небольшую и чистенькую, приготовляла венички, квасок из погреба, чистые рубахи и рушники, наносила воды из родника. Полки в баньке были у неё вычищены скребком и светились белесым древесным цветом, бочка полна была ключевой водицы, от печи шёл ровный сильный жар.

Когда отец Феофан, отслужив вечернюю службу, заходил на подворье в своей нарядной шёлковой рясе, матушка первым делом вела его за стол.

- Перекуси, батюшка, - говорила она. – Пирог вот у меня с рыбой. Такого осетра мужики притащили, что твоё полено. Щи ещё вот, с говядиной. Садись, батюшка, откушай...

Отец Феофан снимал скуфью, мыл руки, повернувшись к образам, крестился троекратно и усаживался. Матушка отрезала свежего ржаного хлеба, наливала большую стопку крепкой брусничной настойки. Пока батюшка выпивал, она ставила перед ним солёных груздей на закуску, да наливала духовитых щей в деревянную нарядную миску. Щи были наваристы, густы; из золотистой их поверхности выглядывал смачный кусок мясистой булдыжки.

Батюшка откушивал со всей серьезностью, истово, иногда с улыбкой поглядывая на матушку. Матушка не садилась есть с ним - она всегда делала это заранее, а только не отрывала от него умилительного взора.

Потом шли пироги с вязигой и вторая стопка настойки; на закуску матушка ставила холодец из свиных ножек и домашней свиной колбаски, обжаренной на смальце.

- Свинья-то добрая была, - говорила матушка, подкладывая батюшке на тарелку. – Толстая да здоровая была Хавронья... Кровяной колбаски не подать ли? с гречей... Глядишь, батюшка, и сам потолстеешь. А то вон в приходе говорят: и чего это батюшка наш такой худой да дохлый... Читает «за здравие», а вид у него такой, что получается «за упокой». Не кормит его, бают, матушка...

- Экий вздор несут! – возмущался отец Феофан.

- Ты закусывай, закусывай, батюшка! Не переживай... Потом отдохнёшь, и в баньку пойдём, - на распев, с намёком говорила матушка. И батюшка смирялся.

* * *

На улице, за воротами трое поповичей да соседский мальчишка Петька, сын купца Дёмина, играли в «чижа». Петька проигрывал, злился, и от этого безбожно жульничал: натягивал шаги, а то и незаметно чижа сдвигал. Гришаня, старший попович, держал себя флегматично, как и подобает взрослым парням, и всё больше молчал да улыбался. Маленький Проша, похожий на ангелочка, тоже суетился, хотел играть наравне со всеми, но по чижу битой не попадал и плакал.

- Мой кон! – обрадовался белоголовый шустрый Васятка, средний из сыновей. Синими глазами он походил на батюшку, а расторопностью да бедовостью на матушку. Примерившись, он сверху залепил битой по острому концу чижа, и тот взвился так, что все задрали головы.

- Ох, тудыть твою! – охнул Петька.

Чиж, крутясь в воздухе, как юла, полетел сперва вдоль забора, а потом как-то резко – точно, что чиж - юркнул вниз, за забор, в крапиву.

- Лезь, Петька! – захохотал Васятка. – Считай шаги.

- Больно надо, - хитрому Петьке играть уже надоело. – Ты запулил в крапиву, ты и лезь... Как я буду шаги мерить через забор-то?

- Лезь, лезь, тащи чижа. А не то будешь кол из земли тащить. Хитрый ты, Петька!.. Я вон в овраге вчерась лазал, в осоке да в тине – и ничего, не отказывался.

Петька Дёмин и вправду был хитрым мальчишкой, весь в отца, всё старался вывернуть себе на пользу, а братьев обмануть.