Снежная Птица - Музыка дождя

– Чем могу быть полезен? – холодно спросил он.

– Я… заблудилась в доме, – ворковала гостья, – эти коридоры и крытые галереи такие запутанные. Но вот я встретила вас, вы не могли бы сопроводить меня… – женщина замолкла на полуслове, но красноречиво повернула голову в сторону ближайших дверей. Конечно же, это были двери гостевой комнаты.

Йен сдержался, чтобы не поморщится. А ведь было время, когда он в ответ на приглашения друзей сходить в дом терпимости, отвечал “Зачем платить за то, что можно получить безо всяких денег?”.

Тогда его улыбка и общее обаяние позволяли забираться в окна к молодым вдовам, чужим жёнам и даже к запертым в родительских домах девицам на выданье. И список любовных побед второго сына главы дома Артальнар, если бы его кто-то записал в свитке, был бы не менее внушителен, чем список его подвигов на войне.

Когда же он пресытился подобными играми? Когда ворвавшись в горящий дом увидел изнасилованную Рианнон с перерезанным горлом? Или тогда, когда за месть насильникам от него отвернулись все, даже родные и друзья?

Общество считает, что сириалец может позволить себе развлекаться в постели с рабыней. Может даже купить рабыне дом в пригороде и позволить ей жить там, словно свободной женщине. Если, конечно, позаботится о том, чтобы держать подобное извращение в тайне.

Но вот чего общество не может позволить и простить, так это попытки собственноручно спасти рабыню из горящего дома. И попытки едва исцелив тяжелые ожоги отомстить её насильникам и убийцам. Двоих он все-таки покалечил. Третий сбежал.

Это общество приняло как вызов. И стало поливать бунтаря презрением. Страшно представить какова была бы их реакция, если бы они узнали правду…

– Увы, – Йен повернулся, чтобы уйти. – У меня нет на это времени.

Женщина позволила палле соскользнуть с плеч и повиснуть на локтях. Стало видно, что в ее домашнем платье не просто короткие рукава – их вообще практически нет. Точнее, есть лишь один, а прикрытый ранее паллой вырез на груди, более чем откровенен. И подчеркнутая тонкой полоской кружева высокая грудь приковывает взгляд даже в полумраке.

– Неужели я, истинная сириалка, недостаточно хороша для вас? – издевается. Знает эту грязную сплетню о нем и Рианнон. Впрочем, ее все знают. В крови закипело бешенство и желание немедленно уйти сменилось другим.

– Что вы, – ласково промурлыкал Йен, делая шаг вперед и подходя вплотную к гостье. – Напротив, вы так обворожительны, что боюсь до кровати мы не дойдем.

Он толкнул женщину в дверь и уже там, гостевой комнате, освещенной лишь косым лунным лучом, пробивающимся из-за штор прижал к стене. Как раз в пятне луча, осветившем золотистые волосы, коралловое платье и нежно-розовую кожу незнакомки.

Палла окончательно упала на пол. Тонкое полушелковое платье тоже уступило натиску, стоило лишь дернуть за шнуровку. Мужчина смял губы незнакомки в жестком поцелуе, одновременно лаская её грудь. С её губ сорвался стон, и женщина попыталась теснее прижаться к нему бедрами.

Ты ведь этого хочешь, не правда ли? Ради этого предлагала себя мужчине в темном коридоре, словно продажная девка? Ради того, чтобы тебя взяли вот так жестко и безжалостно, подчинили и отымели как шлюху? Что ж, хорррошо! Как угодно госпоже.

Йен потянул вверх юбку её платья, присобрав ткань у четко очерченной узким пояском талии; наклоняясь, провел языком по соблазнительным округлостям груди над линией выреза, добившись очередного стона. Верх платья упал к поясу стоило лишь вновь провести ладонью по груди незнакомки, покрутить соски через ткань нагрудной повязки, а затем сорвать и ее, впиваясь губами в затвердевший сосок.

Длинная и узкая нижняя сорочка, так легко поддавшаяся вверху, никак не желала так же легко пропускать руки мужчины к бедрам своей хозяйки. В конце концов разъяренный Йен просто рванул сорочку обеими руками. Жалобно затрещала ткань и его руки наконец скользнули к горячему, влажному лону.

Женщина жалобно всхлипнула, подаваясь к нему бедрами. Йен огладил мокрые, гладкие лепестки и скользнул внутрь, сначала одним пальцем, затем двумя. Ладонь другой руки легла на шею гостьи и совсем легонько нажала.

На него взглянули серые глаза, уже подернутые поволокой и горящие в полумраке комнаты. Припухлые губы исторгли жалобный и в то же время требовательный вскрик. Пальцы заскользили быстрее, настойчивее, пока женщина не откинула белокурую головку и не содрогнулась в экстазе, закусив руку, чтобы сдержать крик.