Любовь Сладкая - Палач и ведьма

И даже попав вовнутрь, в качестве пленницы, я все еще надеялась увидеть его! Вот какой страшной силой была поглощена, что даже утратила ощущение реальности – угрозы, нависшей над всем моим существом.

Ведя меня под руку, страж настолько сильно сжал локоть, что я еле сдерживалась, чтобы не застонать от боли. И все равно, эта боль была несравнима с той, которую я ощущала внутри себя.

– "Ну же выйди, покажись мне", – мысленно стенала я, оглядываясь на хмурые каменные стены, стараясь понять, где же именно находится теперь Хамерлик Горн: или в том склепе, откуда доносятся страшные крики тех, кого пытают, или спокойно отдыхает в каком-то тихом месте, отгороженном от этого ада толстенной стеной.

Я всегда думала, что королевский палач не имеет своего дома. То есть, конечно же, он имеет собственный угол, но расположено его жилище должно быть где-то внутри крепостных стен. Таков закон – палач должен жить и существовать в тюрьме, всецело подчинен ее распорядку и требованиям. Личная жизнь? Кто из женщин захочет прийти сюда, завести здесь детей, любить? И возможно ли такое вообще.

Проклятие пало на меня, когда я полюбила – вот причина безумства, приведшего меня до порога смерти. Но где-то здесь, я знала, обитал тот, кто стал для меня ярким лучом в кромешной тьме, излившейся из его глаз и поглотившей мой мир полностью. Поэтому я искала свет там, где могла его найти.

Меж тем, проведя по коридору, между дверьми, за которыми страдали узники, стражник втолкнул меня в приоткрытую железную дверь, громко затворив ее за собой.

– Посиди здесь, ведьма! – взревел он. – А я пока получу свою награду.

Я думала, что мужчина тут же уйдет, оставив меня одну. Но все случилось не так. Едва он двинулся к двери, как вдруг остановился. Развернувшись, он посмотрел на меня из-за плеча, а потом, крякнув, возвратился назад.

– Сними капюшон, – скомандовал он, подходя ко мне, так что я ощутила его мерзкий запах – нечистого тела, потного и прокуренного, а также тепло, слишком хорошо ощущаемое в этом сыром подвале.

Вместо послушать, я обняла сама себя руками, опустил голову почти до пола. На что я надеялась? Мне тогда казалось, что превратись я в подобие улитки, мужчина утратит ко мне всякий интерес и выйдет.

– Ты что, смеешь бунтовать?.. – в голосе появилась сталь. А затем резким рывком рыжебородый сорвал капюшон с моей головы, так что волосы, больше не сдерживаемые ничем, рассыпались по плечам, покрыв их каскадом золотых кудрей.

Я замерла, уже предчувствуя то, что будет дальше. Но все еще не хотела верить, что все произойдет так. Собрав внутри все силы, я смело взглянула в лицо мужчины, стараясь поразить его одним лишь взглядом. Но мне это не удалось. Наверное, я слишком была поражена любовью, которая испивала из меня всю мою энергию, превращая в покорную и безвольную куклу, готовую принять любой удар.

Первые дни любви, потом месяцы и даже годы – я это знала – отбирают у женщин силы, чтобы те не смогли уйти от того, что уготовано судьбой: стать матерью. К своему ужасу, я также попалась в ее ловушку. Ловушка любви, приведшая меня в трясину.

– Не смей смотреть мне в глаза! – вдруг взревел страж, наверное, все-таки ощутив тяжесть сопротивления. И это меня приободрило. Гордо вскинув подбородок, я протянула вперед руки и, растопырив пальцы, громко произнесла трижды:

– Ita et in! ita et in! ita et in! – вскричала я, надеясь, что смогу преодолеть барьер бессилия и потом, воспользовавшись замешательством, убегу отсюда. Возможно, даже встречу Его…

Вот только сильный удар по лицу, опрокинувший меня на холодный каменный пол, положил конец всему.

– Ах ты, ведьма! – набрасываясь на меня сверху, единым рывком рыжебородый разорвал на груди рубаху. Затем, прижав запястья, единственной рукой он начал расстегивать штаны, чтобы извлечь то, что могло навечно опорочить мою девичью честь. Честь ведьмы.

И я попыталась сделать невозможное. Выгнувшись дугой, я ударила всем телом снизу, засадив острые носки своих туфель в твердую кость его голеней. Я била еще и еще раз, трепыхалась, как пойманная голубка. Но мужчина был во много раз сильнее меня, к тому же теперь им двигал инстинкт самца, решившего во что бы то ни стало получить свое.

Он хотел покорить меня, овладеть мной, уничтожить. Но не убить. И это меня спасло. Получив несколько сильных ударов по лицу, так что кровь, хлынувшая из носа, не позволяла мне свободно дышать, я безвольно размякла, отдавшись в руки насильника, а он этим воспользовался.