Владимир Численский - Амиго, мачо, сеньорита…

Сергей одним движением, подчиняясь инстинкту диверсанта (мы еще расскажем вам более детально об упомянутом его инстинкте, и не только о нем, но несколько ниже), обнажая крепкое тело, сдернул с себя камуфляжку, в которой так до сих пор и разгуливал перед посетительницей.

– О! – только и смогла произнести она.

Да она была уверенной в себе молодой женщиной известной всему городу, пресса называла ее не иначе, как «светской львицей», но в груди у нее билось отнюдь не львиное сердце, а самое, что ни на есть, обыкновенное – женское! – и ее сердцу хотелось чего-то такого, чего в ее жизни не было – не псевдоумных разговоров, не нашептываний хлипких обольстителей – нет! Втайне ее сердце желало чего-то такого, что и случилось сейчас в кабинете у Тана: чтобы ее однажды вот так кто-нибудь попросту взял, не спрашивая у нее на то разрешения. Да и, откроем секрет, Маргарита, по сути, жила очень одинокой жизнью среди того шума и чванства, что ее окружали.

Биген, оставив извлеченного из камеры временного содержания мальца на попечение дежурных, вернулся на этаж. Дойдя до дверей кабинета Тана, он остановился прямо напротив них, а, значит, и напротив качков, и прислушался. Звуки, свидетельствующие о разворачивавшемся в те минуты внутри кабинета сексуальном безумии, уже стали вполне различимы и, очевидно, оказали столь приятное и даже ласковое воздействие на барабанные перепонки ушей Бигена, что на губы его тут же наползла легкая улыбка абсолютно удовлетворенного жизнью человека, и он, внимательно прислушиваясь, в трансе немного наклонил голову и стал машинально пощипывать тюркскую бородку. Постепенно его улыбка становилась все шире и шире и, наконец, он, бодро вскинув голову, заговорщицки и дружелюбно посмотрел на стоявших прямо перед ним качков, озорно подмигнул каждому из них в отдельности, а затем устремился к дверям соседнего кабинета.

Качки проводили его перемещение мрачными взглядами, а затем переглянулись друг с другом – вид у них при том был насколько безобидный, настолько же и тупой.

В соседнем кабинете двое оперативников вели допрос. Когда дверь широко распахнулась, и перед ними предстал возбужденный Биген, они замолчали и с удивлением уставились на коллегу. Он же, не церемонясь, быстро прошел к столу и, схватив с него стакан, набитый карандашами и авторучками, вывалил все его содержимое прямо перед носом того из оперов, кто был хозяином помещения.

Тот с возмущением вперился в Бигена:

– Бигеша, ты что вытворяешь? У нас тут, между прочим, идет допрос подозреваемого!

– Тсс! Заткнись ты, Ерохин! – зашипел на него Биген, прижав палец к губам. – Там, – кивнул он на стену, – такое творится! Такое! – И, не потрудившись дать более точные объяснения, он ринулся к стене, выдернул из розетки штепсель компьютера, отчего тут же «гавкнул» весь набранный там протокол уже подходившего к концу допроса (так как, хозяин кабинета только-только начал осваивать премудрость обращения с хитрым инструментом и еще не усвоил привычки периодически сохранять набранный текст), и, приложив стакан, плотно прижался к нему ухом, смастерив себе, таким образом, своеобразное подслушивающее устройство.

Хозяин кабинета в сердцах вскочил с места:

– Ты совсем очумел, что ли, Биген?! Ты что наделал?! Я целый час набивал дерьмовый протокол! Одним пальчиком! – подчеркнул он, едва не плача. – Что мне теперь? Вешаться, что ли?

Но – Бигена мало трогало чужое горе:

– Потом, Петя, потом! Там, – он вновь показал глазами на стену, – Тана такое чудит! – И он сделал несколько своих излюбленных, и, согласитесь, весьма неприличных движений тазом.

Оперов проняло любопытство, и они приблизились к Бигену, причем по пути один из них грубо пихнул подозреваемого:

– Ну-ка, ты, урод, подвинься! – потребовал он и, склонившись над коллегой, поинтересовался: – Ну, что там, Бигеша? Дай послушать.

Походная жизнь не очень-то часто балует своих избранников интимом, и потому, когда все-таки такая возможность выпадает, теряться им нельзя – нужно успеть сделать все, как надо, и причем, увы, в ограниченное время. Среди тех «боевых» навыков, которые приобрел и сумел сохранить Сергей, имелся и такой.

Когда двери кабинета, наконец, открылись, он и Маргарита предстали на пороге хотя и несколько разгоряченными, но, тем не менее, успевшими привести себя в некоторый порядок – во всяком случае, на Тана успела появиться рубашка. В руках он держал тоненькую папку с делом подростка.