Ричард Брук - Пармские фиалки. Посвящается Жану Марэ

– Между прочим, твои любимые Дали и Пикассо с тобой бы не согласились… они оба гении, пишут, что хотят – но оба любят деньги, и не гнушаются продавать свои картины очень-очень задорого.

– Да, не гнушаются… ты прав. – бледные щеки Эрнеста вспыхнули, когда Пикар коснулся болезненной темы. – Потому что оба они продались буржуазии, продались с потрохами… но у них хотя бы хватает ума смеяться над своими покупателями.

– Ох, ты опять за свое… Я не могу понять, как человек твоего происхождения и воспитания может иметь столь радикальные левацкие взгляды?..

– Еще как может. Ты когда-нибудь слышал об Антуане де Сен-Жюсте? 5 5 Луи-Антуан де Сен-Жюст – один из видных деятелей Великой Французской революции, якобинец, соратник Робеспьера. Казнен в 1794 году.

– О Боже… хочешь закончить так же, как он?..

– Временами, – тихо ответил Эрнест, и мрачная тень набежала на его лицо. Роже испугался оборота, который принял разговор, и поспешно дал задний ход:

– Так, мы не очень хорошо начали, давай попробуем еще… и на сей раз добавим по глотку шампанского… согласен?

Верней рассеянно кивнул, в очередной раз пожалев, что поддался на уговоры и не остался дома. Пока Пикар наполнял бокалы, за столик вернулись немцы.

Представление должно было вот-вот начаться. Люстра начала постепенно гаснуть, на сцену дали красноватый свет. С правой стороны к микрофону вышел певец, одетый в черное, подпоясанный широким поясом, расшитым серебром и блестками, а с левой -появился гитарист, тоже в черном и с широким поясом, но без блесток. Зазвучали первые такты мелодии, по залу прошелестела волна аплодисментов… хлопки еще не успели затихнуть, как занавес взвился, открыв декорацию -сказочно красивый серебряный замок в окружении фантастических деревьев – и на сцену высыпал кордебалет: танцоры, все в тех же строгих черных костюмах, что певец и музыкант, и танцовщицы в пышных темно-розовых платьях, со множеством оборок, усыпанных блестками…

– Красиво, – похвалил происходящее Фридрих, белокурый, краснощекий, пухлый, похожий на купидона-переростка с картины Буше 6 6 Франсуа Буше – французский живописец, яркий представитель эпохи рококо. Изображения пухлых ангелочков – «фирменный знак» Буше. :

– Sehr schon! (Очень красиво)

Его напарник Ури, суховатый и жилистый малый, с низким лбом и тяжелой челюстью, тоже благосклонно кивнул:

– Ja, ein spektakularer Anblick… (Да, этот спектакль впечатляет).

– Это еще что! Так, легкая разминка… – улыбнулся Пикар с понятной гордостью урожденного парижанина за легендарное кабаре. – Самое интересное будет в основном отделении, после ужина…

– Что? Прилетят жар-птицы и Аладдин на ковре-самолете? – хмыкнул Эрнест и отпил ледяной брют из своего бокала. Он любил «Лидо», но в большей степени как богемную тусовку и место знакомства с красивыми мужчинами, если же ему по-настоящему хотелось легкой музыки, танцев, блесток и перьев, гибких тел и длинных ног, предпочитал ходить в «Мулен Руж».

– Вроде того… будет выступать Лис со своим новым номером.

– Лис? – Эрнест вопросительно поднял брови, немцы тоже насторожились и принялись уточнять:

– Лис? Fuchs? Wird die Ausbildung der Tiere? (Будет дрессировка животных?)

– Нет, нет… то есть и дрессировка будет… с голубями… но Лис – это новый солист труппы. Гимнаст и танцовщик, и… Эрнест, помнишь, я рассказывал тебе о нем?..

– Да, что-то такое припоминаю…

– И к чему такое равнодушие?..

– А что, я должен зарыдать от счастья? – Верней не имел ничего против красивого танцевального номера с акробатикой, в исполнении красивого (наверняка!) и талантливого мужчины, но ему нравилось строить капризного принца и поддразнивать Розочку.

Стараясь восхитить и поразить любовника, Роже допускал фатальную ошибку – был избыточно любезен и услужлив, заискивал и суетился…

Эрнест же терпеть не мог подобный стиль общения, ему становилось стыдно и за себя, и за поклонника, что подвергал себя добровольному унижению. Для художника не было более антисексуального зрелища, чем другой человек – без разницы, мужчина или женщина – ползающий перед ним на коленях… угождающий, отбросивший достоинство. Верней поддразнивал Роже, как увальня-котенка, и всем собой сигналил:

«Разозлись уже и пошли меня к черту! Это пойдет тебе куда больше, чем игра в официанта и рекламную афишу…»

Пикар сигналов не улавливал, горестно вздыхал и подливал любовнику и самому себе шампанского: он считал алкоголь союзником в нелегком деле соблазнения, и заодно – защитой от убийственного сарказма художника. Сквозь золотистую дымку опьянения все казалось не таким безнадежным…