Фрэнк Харрис - Моя жизнь и любовь

Я подробно описываю этот случай, потому что он стоит особняком в моей памяти и потому что он доказывает, что сексуальное чувство может проявляться даже в раннем детстве.

Однажды, примерно в 1890 году, Мередит, Уолтер Патер и Оскар Уайльд [11] Джордж Мередит (1828–1909) – ведущий английский писатель викторианской эпохи; Уолтер Патер (1839–1894) – английский эссеист и искусствовед; Оскар Уайлд (1854–1900) – великий английский драматург, романист, сказочник и поэт, основоположник эстетизма и модернизма в мировом искусстве и литературе. обедали со мной на Парк-лейн [12] Парк-лейн – центральный проспект в лондонском районе Вестминстер. и обсуждали время пробуждения в человеке сексуальных чувств. И Патер, и Уайльд говорили об этом как о признаке половой зрелости; Патер думал, что это начинается примерно в 13 или 14 лет, а Уайльд, к моему удивлению, установил время отсчёта в 16 лет. Только Мередит склонялся к более раннему возрасту.

– Это проявляется спорадически [13] Спорадически – случайно, от случая к случаю. , – сказал он, – иногда даже до полового созревания.

Я вспомнил, что Наполеон Бонапарт рассказывал кому-то, что ещё не достигнув пятилетнего возраста он влюбился подружку по имени Джакоминетта. Однако даже Мередит посмеялся над этими россказнями, поскольку настоящее сексуальное чувство не может проявиться так рано. Чтобы доказать это, я изложил свой опыт так, как описал его здесь, и заставил Мередита задуматься.

– Очень интересно, – наконец произнес он. – Но весьма странно…

– «В своих ненормальностях, – сказал как-то Гёте, – природа раскрывает свои тайны». Вот такая ненормальность, возможно, и достойна нашего внимания.

После того случая в течение почти шести лет ничего подобного я не испытывал. Только в одиннадцать годков половое возбуждение вернулось ко мне и с тех пор более никогда не покидало.

Через год у меня начались существенные неприятности: с директрисой миссис Фрост. Эта злюка решила, что я обязан знать грамматику так же хорошо, как знаю арифметику. Когда она обнаруживала, что я на такой подвиг не способен, дамочка драла меня за уши, причём впивалась своими длинными острыми ногтями в мое ухо до крови. Я не возражал. Напротив, я испытывал наслаждение – ее жестокость вызывала жалость ко мне старших девочек, которые тайком вытирали мои ушки своими надушенными носовыми платочками и говорили, что старуха Фрост – просто зверюга в обличье кошечки.

Однажды отец прислал за мной старшину, и мы отправились в гавань, где только-только пришвартовалось его судно. Мое правое ухо кровоточило после очередной взбучки от миссис Фрост. Как только отец увидел это, а затем разглядел старые шрамы, он в ярости ринулся в пансионат и по-морскому прямо высказал все, что думал о миссис Фрост и о ее методе воспитания детей.

Сразу же после этого, как мне кажется, меня отправили жить к моему старшему брату Вернону. Он был на десять лет старше меня, учился в колледже и жил у друзей в Голуэе [14] Голуэй – главный город провинции Коннахт в Ирландии. .

Там я провел следующие пять лет жизни, которые прошли впустую. За эти годы я ничему не научился, кроме как спортивным играм. Я был просто здоровым, сильным, маленьким животным без следа мысли в голове.

Потом я вспоминаю интерлюдию [15] Интерлюдия ( здесь ) – короткий промежуток между двумя отрезками жизни. в Белфасте, где мы с Верноном жили у старого методиста, который заставлял меня ходить с ним в церковь и во время службы надевал ермолку [16] Ермолка – маленькая шапочка, которую носят под верхней шляпой верующие евреи. , что наполняло меня стыдом и заставляло ненавидеть его. Есть период в жизни, когда каждая вещь, особенная или индивидуальная, возбуждает неприязнь и сама по себе является оскорблением.

В Белфасте я научился «мычать» и лгать, просто чтобы не ходить в школу, пока брат не заметил, что я «нехорошо» кашляю. Пригласили врача, и выяснилось, что у меня воспаление легких. Я целыми днями играл на улице и возвращался домой не раньше семи часов, к приходу Вернона со службы. Я рассказываю об этом потому, что в те дни временно оказался запертым один в доме. Со скуки я стал обшаривать свою «тюрьму» и обнаружил под кроватью старого методиста набор медицинских книг с цветными вклейками изображений внутренностей человека, в том числе и половых органов мужчины и женщины. В те дни я буквально пожирал крупицы знаний о членах и влагалищах, и они вошли в меня на всю жизнь. Но, как ни странно, главный школой секса стала для меня болтовня в компании сверстников.