Глава IV. Из школы в Америку
В начале января состоялась генеральная репетиция сцены суда из «Венецианского купца». Зрителями были приглашены владелец соседнего со школой парка сэр W.W.W., несколько членов парламента (особенно мистер Уолей, у которого была хорошенькая дочка и который жил неподалеку), викарий с семьей и другие, кого я не знал. С семьей викария приехала и Люсиль.
Большую классную комнату обустроили как театр. Возвышение в дальнем конце залы, где обычно восседал в дни торжеств директор, было превращено в импровизированную сцену и закрыто большим раздвигавшимся занавесом.
Богатую наследницу Порцию играл очень хорошенький шестнадцатилетний паренек по имени Герберт, нежный и добрый, но при этом самый быстрый спринтер в школе – сто ярдов он пробегал за одиннадцать с половиной секунд.
Дожем был, конечно, Джонс, а купцом Антонио – здоровяк по имени Вернон. Эдвардс заменил меня в роли Бассанио – друга Антонио, а хорошенького мальчика из четвертых взяли на роль Нериссы – служанки Порции.
Мне очень подходила роль Шейлока. Теперь, пред глазами Э… и Люсиль, я был настроен играть даже лучше, чем мог. Когда пришла моя очередь выйти на сцену, я низко поклонился дожу, затем молча церемонно поклонился налево и направо, будто изгнанный еврей отдавал честь всему двору. Затем медленно, ясно и точно начал знаменитый монолог:
Я вашей светлости уж объяснял:
Поклялся я святой субботой нашей,
Что получу по векселю сполна.
Мне отказав, вы ввергнете в опасность
Республики законы и свободу.
Вы спросите, зачем предпочитаю
Фунт падали трём тысячам дукатов? [53] Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник.
Вы не поверите, но, тем не менее, я говорю чистую правду: в созданном мною образе Шейлока я был близок к тому шедевру, что через пятнадцать лет сотворит Генри Ирвинг [54] Генри Ирвинг (1838–1905) – выдающийся английский театральный актёр и режиссер, создатель классических образов в шекспировских пьесах.
.
Когда в конце концов, сбитый с толку и избитый Шейлок сдается:
Прошу вас, разрешите мне уйти;
Мне худо. Документ ко мне пришлите, —
Я подпишу.
Дож отвечает:
– Ступай, но всё исполни.
И Грациано оскорбляет еврея – единственный случай, думаю, когда Шекспир позволил избитому быть оскорбленным джентльменом.
На выходе я-Шейлок склонился в низком поклоне перед дожем, но, услышав оскорбление Грациано, медленно обернулся, выпрямившись во весь рост, и оглядел его с головы до ног.
Ирвинг возвращался через всю сцену и, сложив руки на груди, смотрел на обидчика сверху вниз с безмерным презрением. Когда пятнадцать лет спустя он однажды вечером после ужина в клубе «Гаррик» [55] Один из старейших в мире джентльменских клубов, знаменитых как рассадники самых омерзительных пороков. Тем не менее членами «Гаррика», основанного в 1831 г., были писатели Ч. Диккенс, Г. Уэллс, Дж. М. Барри, А.А. Милн и К. Эмис; художники Дж. Эверетт Милле, лорд Лейтон и Д.Г. Россетти. Клуб «Гаррик» выступил одним из двух учредителей благотворительного Фонда Винни Пуха.
спросил меня, что я думаю о его решении образа Шейлока. Я ответил, что если бы Шейлок и в самом деле так поступил, Грациано, вероятно, плюнул бы ему в рожу и вышвырнул прочь. Ведь Шейлок и в самом деле жалуется, что христиане плюнули на его дорогие одежды.
Мое мальчишеское, романтическое прочтение этой роли, однако, было по существу таким же, как у Ирвинга. Образ, созданный Ирвингом, приветствовал весь Лондон, потому что он фактически восхвалял евреев, а евреи сегодня правят всей Европой.
С первых же минут моего выхода на сцену я стал замечать, что молодежь оглядывается на стариков, словно проверяет, верно ли и дозволено ли такое прочтение моей роли. Но вскоре все поддались потоку выданных мною страстей. Когда я покинул сцену, зрители зааплодировали, и, к моей радости, Люсиль тоже.
После репетиции все столпились вокруг меня:
– Где ты этому научился? Кто тебя научил?
Наконец подошла Люсиль.
– Я знала, что ты необыкновенный человек, – сказала она в своей милой манере, – но это было невероятно! Ты станешь великим актером, не сомневаюсь.
– И все же ты отказываешь мне в поцелуе, – прошептал я, постаравшись сделать это незаметно.
– Я ни в чем тебе не отказываю, – ответила она, отворачиваясь.
Я замер в надежде и восторге.
«Ни в чем, – сказал я себе, – значит, разрешаю все!»
Читать дальше