Наташа Апрелева - Разговоры в постели

— А толку-то, — отвечает Таня, — эти пациенты, они необучаемые. Вы вот их обучите, они порадуются, пообучаются, а потом пойдут, чайку попьют и все забудут. У нас по данным одной докторской диссертации только 10 % населения способны к анализу. Всего лишь 10 % населения! И эти 10 % — это доктора…

Таня особенно хороша тем, что вполне предсказуема — в хорошем смысле этого слова. Был у меня несколько лет назад водитель, так он каждую фразу сопровождал дополнением: "в хорошем смысле этого слова". Таня обожает поговорить о проблемах взаимодействия врачей и общества, вот и сейчас она с удовольствием принялась развивать мысль о тупости и необучаемости в принципе пациентов. С примерами. Я осторожно, не отрывая трубки от уха, лежусьна кровать и смотрю в потолок. Слушать Таню перестаю. Через примерно равные промежутки времени вставляю: "ага" и "о чем и речь!", как правило, этого хватает. Напоминаю себе в конце беседы спросить о судьбе Игоря Михайловича, новинках их отношений.

Закрываю лицо свободной от телефона ладонью. Как бывает после долгого путешествия, например, перед глазами прыгают рваные картинки вечера: Саша на полу, разноцветные волосы спутались за спиной, Алеша улыбается, ищет на полках чай, девчонка бледнеет, Он отодвигает меня и проходит мимо.

В дверь стучат. Извиняюсь перед Таней, неловко сползаю с кровати, вручную разгибаю спину. Впуская девчонку, она в футболке чуть выше колена, на футболке чудовищная картинка: две мыши вгрызаются в огромный кусок сыра в виде сердца, и неразборчивая надпись с восклицательным знаком, даже двумя.

— Извиняюсь, — говорит девчонка, заметив в моих руках телефон, — я позже…

— Ничего-ничего, ты не помешаешь, заходи.

Втаскиваю ее буквально за недлинный рукав. Она улыбается, крутит в пальцах записную книжку. Таня в телефоне обижается:

— Ну вот, ну вот, ты уже не со мной! Ладно, завтра позвоню. Ты на работе с утра? Ага, ну, тогда счастливо!..

Девчонка смотрит на меня и быстро-быстро говорит что-то, хрипловатый голос взлетает к концам фраз, странное интонирование, откуда она родом? Надо спросить. Спрашиваю.

— Сызрань, — пугается она, — Самарская область…

И продолжает говорить, но я не слышу ее почему-то. Странное ощущение, говорят же, что работа человеского мозга сводится в основном к двум функциям: на два процента к освоению нового и на девяносто восемь — к попыткам идентифицировать любую информацию, как уже известную. Поставить знаки подобия. То, что чувствую сейчас, похоже на то, что я чувствовал год назад, когда врач поставил мне диагноз геморрой. Следовательно, у меня рецидив геморроя. Так вот.

Безотносительно геморроя. То, что я чувствую сейчас, я чувствовала очень давно, и одним словом это описать нельзя. И двумя нельзя. Разрывающая боль? Полная невозможность вдохнуть воздух? Кажется, что это и не воздух даже, а что-то совсем другое. Например, стекло. Прозрачное, но дышать им не получается.

— Что с вами, — девчонка прыгает ближе, и хватает меня за руку, собирается считать пульс? Осторожно снимаю ее пальцы со своего запястья. Что же это такое, я совсем не могу дышать. Не могу дышать еще очень долго.

Не могу дышать, когда быстро прохожу по коридору. Не могу дышать, когда резко распахиваю дверь комнаты для гостей, когда-то детской, где мой единственный сын Алеша должен укладываться спать. Алеша сказал, что с удовольствием почитает перед сном что-нибудь по-русски. Какой-нибудь современный роман. Мы выбрали "Урок каллиграфии" Михаила Шишкина, Алеша удалился с темно-красным томом под мышкой. "У ка" — прокомментировал Он, верный себе, я даже рассмеялась.

Но мой сын Алеша не укладывается спать. Мой сын стоит на коленях, на полу из паркетной доски, а рядом возвышается Он.

Отличная паркетная доска, массив дуба, в свое время стоила мне целого состояния, но я хотела иметь хороший пол. Мне это было важно — хороший пол. Интересно, почему?

Уже не помню. А получилось красиво, ничего не скажу. Мой сын стоит на коленях, полностью обнаженным на этом полу, мой любовник располагается рядом. Не могу сдержать стона. Он резко поднимает голову. Неторопливо растягивает рот в улыбке. Неторопливо отстраняется. Голый по пояс, неторопливо берет полосатый свитер. Неторопливо натягивает. Подает моему сыну махровый халат, тот вдевает руки и отворачивается. Он что-то говорит неслышное Алеше в ухо. И еще говорит.

Выходит из комнаты. Выходит из квартиры.

Дверь хлопает. Со стола падает книжка, темно-красный томик, Михаил Шишкин, "Урок каллиграфии". "У ка". Я машинально поднимаю и кладу ее обратно, рядом с мобильным телефоном Нокиа и часами Longines, мой подарок на недавнее Алешино двадцатипятилетие. Он Стрелец, знак огня, всегда в центре внимания, самый заметный, самый блестящий, самый. Самый красивый. Просто некоторые вещи это подчеркивают, как форма хирурга или вот дорогие часы. Нужно что-то сказать, что-то сделать, но я не могу физически разжать челюсти, казалось, их свело мощнейшей судорогой, и я падаю, падаю вновь в душную темноту стыда.