И от этих простых слов сердце сжимается такой болью, что становится невозможно дышать. Он идёт туда. Сражаться с Дьяволом. За нас. Чтобы мы успели. Смогли. Он жертвует…
– Тикваэль, вставай!
Кричу, толкаю друга, но тот не слышит, молится о спасении, а время уходит. Уходит зря.
Едва дотягиваюсь до второго рычага, стискиваю горячими пальцами. Меня разрывает пополам от напряжения. Я кричу, но бросаю ладью вверх – прочь из кольца тьмы.
А та смотрит на меня.
На меня? Почему?
Чудовищный удар сверху, и лебёдка разлетается на щепки. Чёрный огонь охватывает всё вокруг. Они горят. Хранители, Тикваэль – все. Горят. Сгорают.
Никого больше нет. Никого не осталось. Я один.
Один на один с Тьмой.
Руки ищут опоры, и пальцы смыкаются на рукояти клинка.
Пусть всё бесполезно, пусть всё напрасно. Пусть. Но я воин. И я всё ещё жив.
* * *
Сжимая лучик меча, мальчишка летит на меня. Собранный, решительный, отчаянный. Сильный. И очень красивый. Крылья сверкают ослепительной белизной, а в глазах – яростная синь неба. Он ждёт огня. Он летит к смерти. А получает удар в спину и мягкие объятия тьмы.
Спи, ангелок.
– Джил онг, – раздаётся голос сзади. – От долгого сидения в Среднем мире ты умом тронулся? Зачем в дракона обратился? В таком разе на кой мы отвлекали этих вояк? Да они от одного твоего вида в штаны бы наложили.
Занши ан, как всегда, прямолинеен.
– Зачем превратился? – отвечаю я, принимая привычную форму. – Чтобы напугать детишек и посмотреть, как они будут себя вести без взрослых.
И, смерив взглядом разлохмаченного демона, добавляю:
– А ты заканчивай старшим грубить.
– А то что? – склабится тот, и чёрные угли глаз вспыхивают задорным огнём. – В угол поставишь?
– Сладкого лишу, – ухмыляюсь я, убирая с лица бесчувственного ангела золотые локоны.
Заншиан сглатывает, впиваясь взглядом в этот светлый, прекрасный лик.
– А что у нас на сладенькое? – мурлычет Юанм эй и изящно оттесняет Заншиана в сторону.
У этого прохвоста всё изящно и безупречно. Даже после битвы он выглядит идеально. Ни царапин, ни разодранной одежды, ни пятен крови, как у Занши, а длиннющие волосы уложены волосок к волоску. Среди демонов первый любовник и совратитель. Вот и к ангелу уже пристраивается, по щеке гладит, под рубаху лезет.
– Лапы! – рявкаю я. – Пока не разрешу, и пальцем трогать не смей.
Юанмэй закусывает губу, зыркает на меня, но ничего не говорит – знает, что бесполезно.
– А не хлюповат? – спрашивает Ренш и, разглядывая добычу, и в его стальных глазах нет похоти – только оценка и расчёт. – Выдержит?
– Посмотрим, – усмехаюсь я. – А сейчас уносим крылья. Скоро сюда нагрянут светлячки. Им не нужно знать, что я вернулся.
И, прижав ангела к груди, я первый срываюсь с места.
Тьма отступает медленно, с неохотой разжимает свои цепкие пальцы, бледнеет, расцвечиваясь алым. Опять с освещением что-то напортачили. Почему оно красное? Нужно будет сообщить сержанту…
Сержанту?
Воспоминания нахлынывают бурлящим потоком, и я резко открываю глаза.
Над головой металлическая вязь балдахина, в центре – светящийся огнём шар, со стен таращатся вытканные золотом чудища-драконы. И я, полностью обнажённый, лежу на кровавом шёлке простыней.
Что это? Где я?
Ведь помню. Помню всё отлично. Смерть Эзраэля, отчаянный рывок, пылающие щепки ладьи, горящих товарищей. Помню, как тьма смотрела на меня, как нёсся ей навстречу. Навстречу собственной смерти. Так почему я ещё жив?
– Очнулся, ангелок?
Глубокий мягкий голос разливается по комнате, и в тусклый свет фонаря шагает мужчина.
Высокий, статный, с выправкой воина и силой в каждом движении. Будто выточенное из мрамора лицо дышит властью и какой-то тайной мудростью. В пепельных волосах играют красные блики, а в глазах – мрак.
Это он. Он смотрел на меня там. Он смотрит на меня сейчас. На меня – слабого, беспомощного, обнажённого.
Я сажусь, сжимаюсь в комок, заслоняю себя крыльями, пытаясь прикрыться, хоть как-то защититься от этого прожигающего взгляда.
Что ему нужно? Почему оставил мне жизнь? Почему притащил сюда? И почему так смотрит на меня?
Усмехнувшись, демон в два шага пересекает комнату и садится на постель. Мощный толчок – и я снова лежу на простынях.
– Не стоит стыдиться своей наготы, – он наклоняется совсем близко, так, что шёпот обжигает лицо, – ведь ты прекрасен, Меирэль.
Читать дальше