Он выглядит уставшим. Мне немного неловко и даже стыдно думать, что посреди ночи такой занятой человек, как Егор Минин, сидит неизвестно где, а не спит в своей постели, только по моей вине. Конечно, я не заставляла его приезжать – я, честно говоря, до сих пор плохо понимаю, как он вообще узнал о произошедшем и нашёл меня, но я уверена в том, что он переживает за наших детей. И за меня.
От последней мысли мне становится тепло на душе, будто туда светит солнышко.
– А… что ты тут делаешь? – Звучит, наверно, глупо и даже грубо, но ничего иного в голову мне не идёт.
– Слежу за твоим восстановлением, – авторитетно заявляет Минин с самодовольным видом.
И в подтверждение своих слов откладывает ноутбук, поднимается, подходит ко мне и прикладывается губами к моему лбу, проверяя температуру.
Если бы ко мне был подключён аппарат, что следит за пульсом, я бы сгорела со стыда. Потому что после своеобразного поцелуя Егора моё сердце начинает биться с невероятной скоростью, лихо колотясь о рёбра.
– Ммм, – не подозревая ни о чём, тянет мужчина со знанием дела, отстраняется и сверху вниз заглядывает мне в глаза. – Кажется, температура в порядке. Как чувствуешь себя?
Не хочу, чтобы он уходил. Это не то, что можно ответить на вопрос о самочувствии. Сейчас мне просто спокойно. У Егора удивительная способность испускать невидимые волны уверенности и невозмутимости, что пробираются под кожу и надолго поселяются внутри.
Кажется, зайди сейчас Паша в палату, мне всё равно не будет страшно.
– Я рада, что ты здесь, – говорю, не подумав, то, что на самом деле чувствую. И тут же торопливо добавляю, видя, как Егор удовлетворенно щурится, словно довольный кот: – Но мне не нравится, что я отвлекаю тебя от важных дел. Наверно, тебе нужно спать?
Последнее произношу совершенно неуверенно и отворачиваюсь, не выдержав прямого насмешливого взгляда.
– Единственное действительно важное для меня дело умудрилось попасть в больницу, – выпаливает Минин в лоб, не волнуясь о том, как неловко мне становится от его слов. Готова поспорить, он получает удовольствие, видя, как краснеют мои щеки и уши.
У меня сводит скулы от желания улыбаться после его слов.
И, конечно же, Егор без труда замечает это. И лукаво улыбается мне в ответ.
– Приходил дядя доктор, сказал, что тебе лучше поспать до утра, – говорит он с намёком, играет бровями и возвращается на свой стул.
Снова кладёт ноутбук на колени и выразительно смотрит на меня уже оттуда.
– Дядя доктор, – мне смешно от того, как Егор назвал его, – только это сказал?
Я не слышала, чтобы кто-то заходил. Признаться, я вообще ничего не слышала и не чувствовала. Такой спокойный сон был у меня уже довольно давно.
И эту странность я без зазрения совести спихиваю на действие лекарств.
Егор улыбается мне как-то по-хулигански, от чего на его щеках появляются небольшие, совершенно безумные ямочки, чуть щурится, будто точно знает, как это действует на окружающих, и насмешливо отвечает:
– Он пытался меня выгнать, даже охрану вызвал.
Мне вдруг становится страшно настолько, что дыхание сбивается. Зажав рот рукой, я испуганно смотрю на Минина, а он в ответ только головой укоризненно качает.
– Варь, – зовёт недовольно, – нельзя быть настолько пугливой. Я же сижу здесь, значит, меня не выгнали.
Я это и без его слов вижу, но от вопроса удержаться не могу:
– Почему? – Звучит по-детски наивно, но это цепляет только меня.
Егор снова дарит ослепительную улыбку и совершенно наглый ответ:
– У меня охраны больше.
Пару секунд я глупо хлопаю глазами, пока до меня доходит смысл сказанных Мининым слов. А потом к собственному удивлению тихо облегчённо смеюсь.
И окончательно понимаю: мне спокойнее, когда он рядом.
Следом за этой появляется ещё одна мысль. Она колючая, как кактус, и неприятно липкая, словно кто-то облил её смолой. Эта мысль прогоняет всё моё хорошее настроение, и я не могу проглотить её молча.
Поэтому опускаю взгляд на свои руки и тихо спрашиваю:
– Больше ко мне никто не приходил?
Это не тот вопрос, что я собираюсь задать, но начинать издалека немного спокойнее, чем с размаху лепить вопрос прямо в лоб.
Вот только у Егора на этот счёт иное мнение.
– Да, был какой-то придурок. Его к тебе не пустили, так что он уехал кататься с моими ребятами. – Минин изображает святую невинность, а потом немного смущается, ерошит волосы рукой и с виноватыми нотками в голосе добавляет: – А ещё я, кажется, поругался с твоей мамой.
Читать дальше