Валентина Гордова - Двойной сюрприз для блудного папочки

Я тут же подхватываю её под локоть и внимательно смотрю за каждым шагом. Ей дорогу не видно, а я не хочу, чтобы моя малышка случайно упала.

– Утром за завтраком, на обеде, после работы, весь вечер, а потом, наверно, и всю ночь, – говорю ей со всей серьёзностью.

Вижу это так ярко, что ладони чешутся от желания схватить очаровашку и утащить к себе домой. И зацеловать её там до громкого смеха и неуклюжих попыток спастись.

Варя вздыхает и не отвечает.

Две новости. Плохая: ей всё ещё страшно. Хорошая: теперь это страх не передо мной, как утром в офисе, это – страх перед будущим.

Я почти вижу мысли, что крутятся в её головушке. Основа у всех одна: Варя не знает, что будет дальше, и это её пугает. Уверен, если бы она была одна, ей бы не было так страшно, но сейчас на её хрупких плечиках лежит ещё и ответственность за наших детей. Не знаю, характерно ли это для всех мамочек в целом, но моя очаровашка просто не знает, кому может доверять.

Видимо, ей попросту некому.

– Варь, – зову я, когда мы спускаемся на пролёт между третьим и вторым этажом и делаем небольшую передышку, потому что даже такой короткий путь для моей Варюшки – целое испытание.

– М-м? – Слабо отзывается она, приваливается к перилам и прикрывает глаза.

Ей плохо? Может, это не из-за лестницы? Врачи что-то напутали с анализами? Я и сам не замечаю, как за пару секунд успеваю перепугаться до светящихся точек перед глазами. И уже собираюсь позвать кого-нибудь из медперсонала, как Варя открывает глаза и спокойно смотрит на меня снизу вверх, без слов спрашивая, что я там хотел.

– Ты в порядке? – Спрашиваю на всякий случай, пытаясь разглядеть на её лице хоть намёк на то, что что-то идёт не так.

Но Варюшка лишь улыбается, чуть щурится и насмешливо поддевает:

– Распереживался, папочка?

Как гора с плеч!

Облегченно выдыхаю, веду напряжёнными плечами и не без удовольствия наблюдаю за тем, как медленно краснеет осознавшая собственные слова Варька. Она открывает рот, собирается сказать какое-то глупое извинение, но я опережаю её куда более важным:

– Кто такой Паша?

И слышу её резкий громкий выдох.

Она и сама не понимает, но только что сказала мне куда больше, чем смогли бы её тщательно подобранные слова.

Вижу, как тяжело ей говорить о нём. Наверно, я полный моральный урод, но меня это радует: она не выглядит влюблённой по уши девочкой или женщиной, что сделала полностью осмысленный выбор и остановила своё внимание именно на этом человеке. Готов поспорить, её рядом с ним держит что-то вроде родительского слова или чувства вины. Согласитесь, их пересилить куда проще, чем бушующую в крови страсть или даже любовь.

И это, чёрт возьми, радует.

Егор понимает больше, чем мне хотелось бы. Я вижу это по его странно замерцавшим глазам и промелькнувшей на губах улыбке, которую он тут же спрятал, а потом и вовсе опустил голову, чтобы у меня не было возможности рассмотреть выражение его лица.

Я не понимаю причин, но меня это немного напрягает.

И одновременно самым немыслимым образом радует.

– Тебя это не касается, – говорю я очень мягко, не желая обидеть его вновь, но вместе с тем и твёрдо. – Моя личная жизнь – это только моё дело, понимаешь? Та наша ночь… это просто случайность. Случайность. Я совру, если скажу, что жалею о ней и обо всех последствиях, но… она ничего не значит. Если ты хочешь принимать участие в воспитании мо… наших детей, то я не буду мешать тебе в этом, но моя личная жизнь не должна тебя касаться. Как и твоя не должна волновать меня.

Это хорошие, правильные слова. Они должны были вразумить Егора и хотя бы попробовать заставить задуматься над их смыслом, но вместо всего этого он поднимает голову, внимательно смотрит мне в глаза и неожиданно хитро улыбается.

– Моя личная жизнь волнует тебя, да, очаровашка?

Он улыбается ещё шире, а мне остаётся только стоять и глупо хлопать глазами.

Всегда поражалась людям, что могут любые слова вывернуть совершенно не так и в итоге остаться в плюсе. Как у Егора это получается? Я ведь говорю ему абсолютно о другом.

Но он уже сделал какие-то выводы, и полученный результат ему явно нравится. Очень нравится.

– Слушай, – я пытаюсь осторожно забрать свой локоть из его руки, но Минин не отпускает, только смотрит странно: со снисхождением и радостью. И ещё чем-то, что я пока не могу определить. – Мне домой надо.

Не знаю, насколько действенными окажутся эти слова, и на всякий случай заранее начинаю переживать. У Егора совершенно не та реакция, что может быть у человека, который вдруг случайно узнал, что после всего одной ночи он уже почти стал отцом сразу двоих детей. Я не вижу на лице Минина страха, волнения, нерешительности и сомнений. На нём только радость.