– Адель.
– Адель? Необычное имя – никогда такого не слышал. – Я сел
рядом с ней.
– И не услышите больше – я на следующей неделе навсегда
уезжаю отсюда! – Она сказала это с каким-то непонятным выражением, как будто хотела вызвать у меня зависть, что ли.
– Куда, если не секрет?
– Мы с братом едем в Прагу. – Она стала что-то рисовать на
бумаге, посматривая на меня исподлобья.
– Ты меня рисуешь? – Я чувствовал, что она не хочет уходить, и поэтому пытался завязать разговор.
– Нет, не вас – ваши губы. Я всегда рисую губы людей – они
многое могут рассказать о своём хозяине. – Она улыбнулась двуз-начности произнесенной фразы.
– И о чём же говорят… твои губы. – Я знал, что спрашивать
о своих, было бы слишком предсказуемо.
– Я так и знала, что вы об этом спросите! – Она опять улыбнулась, откинула прядь волос, поправила спадающую бретельку пла-тья и продолжила резко черкать карандашом по бумаге.
5
– И все-таки? – Я не унимался – мне так хотелось знать, как
же оценивает себя этот чертёнок.
– Не знаю, никогда их не рисовала. – Она раскусила мой «коварный» план. – Вот. – И протянула мне листок бумаги: на тем-ном заштрихованном фоне, как будто выдавленные из бумаги, темнели губы. Красивые, пропорциональные – они были слишком идеальны, чтобы быть моими, но в целом рисунок смотрелся
впечатляюще.
– Ну, честно сказать, не очень похоже. – Я не хотел её оби-жать, но и врать не хотелось.
– Я знаю. Можете взять себе на память. – Она резко начала собираться. Бумагу за спиной – крыло ангела, снова платье на про-свет.
– Можно я завтра приду? – Меня охватила тревога, что я не
увижу её больше.
– Нет, меня завтра не будет – завтра работает брат, а я буду
рисовать дома.
– И все-таки я хочу, чтобы ты нарисовала мои… губы. Куда мне
подойти?
– Через дорогу отсюда магазин, за магазином во дворе красные
ворота. Только не стучите, а то соседи сразу начнут выгляды-вать. – Она говорила с улыбкой, но опять же без малейшего стес-нения или пошлости.
* * *
Я пришёл домой. Достал сок из холодильника и, только когда
начал его наливать в стакан, понял, что у меня трясутся руки.
Вся ночь как минута! Я не мог спать. Ходил по комнате, пил ко-фе, пытаясь о чём-нибудь подумать – всё без толку! Мысли вновь
и вновь слипались в голове, и только, как заклятие, всё время крутилось на языке «красные ворота, красные ворота»!
Такого со мной ещё не было никогда, но даже и это я не мог об-думать – не получалось.
Утром я позвонил в центр и предупредил, что не приду – пол-дня, правда, всё равно пришлось провозиться с документами
6
и звонками по Скайпу. Потом часа три, наверное, провёл в ванне, столько же у шкафа и зеркала. Окружающая среда опять теряла
краски и запахи, а время начинало противно липнуть к телу в пред-вкушении…
Как дошёл, как нашёл – не знаю. Помню только, что желание
настолько овладело мною, когда я медленно открывал эти красные
ворота, что казалось – сейчас увижу её и просто не смогу сдер-жаться.
Она стояла на пороге дома в прозрачной ночной рубашке.
В окружающей темноте уличный фонарь ярко освещал её: маленькая упругая грудь, тёмный треугольник. Ноги стали ватными, и, как это бывает во сне, мне вдруг показалось, что я никогда не смогу до неё дойти.
Увидев меня, она села на ступеньки, расставила слегка ноги
и запрокинула голову. Волосы разлетелись по плечам, рукав ночной рубашки соскочил. Я подходил к ней всё ближе и ближе, неосознанно раздеваясь. Когда я коснулся её колена, она резко раздви-нула ноги и обхватила мою спину…
* * *
Я, наверное, потерял сознание, потому что очнулся уже в незна-комой мне комнате.
– Привет! – Она сидела у изголовья кровати и опять что-то рисовала.
Мне было трудно даже пошевелиться – такое ощущение, будто
меня били всю ночь.
– Привет, что со мной такое? – спросил я и попытался встать.
– Что с тобой такое? Ты спроси, что со мной! Ты что, сексом лет
пять не занимался? – Она улыбнулась.
Меня немного покоробило от такой прямоты.
– Мы одни дома? Брат…
– Нет, он сегодня в парке. Мы эту неделю по два дня работаем.
Хочешь кофе? – спросила она.
– Нет, спасибо.
7
Сейчас я рассмотрел её. Она выглядела совсем не такой моло-денькой, как показалась мне в первый раз. Наверное, около трид-цати лет, просто очень худая и угловатая.
Она подошла к окну и принялась поправлять занавески: всё та
же прозрачная ночная рубашка и непонятная улыбка. Зачем
Читать дальше