Ханна Флейм - Дождь не вечен

– Что со мной, почему вы замолчали?

– Нет, я не замолчал. Лежите, вдруг перелом и нельзя шевелить, я вызову скорую, – в голосе отчетливо звучало беспокойство.

– Не надо скорой, я вроде бы в норме, – соврала Катя, испугавшись.

Но незнакомец явно уже звонил медику, называя адрес. Зрение все больше размывалось, приходило все учащающимися вспышками, Катя провалилась в забытье.

Темнота….боль…снова темнота и боль…вокруг столько света…тяжело открыть глаза… «Где я? Что? Что…произошло? Я вообще еще жива или все, мои мучения закончились?»

Она пыталась уловить неясные образы, очертания окружающих предметов, все было слишком нечетким, даже каким-то нереальным. Будто она смотрела через лупу, искажающую пространство, делая его сферическим и убавив резкость.

Тишина, сверху доносится шум улицы, где-то далеко проносятся автомобили, птицы, разговоров не слышно. В комнате рядом тишину нарушал только звук капели, Катю он раздражал, был навязчив, она с детства не любила мерные звуки: тиканье, капающий кран. Что-то беспокоило помимо звука. Катя прислушалась к себе и своим ощущениям: она не чувствовала запаха, во рту было сухо как в пустыне, что-то мешало сомкнуть челюсть, прилипнув к языку и небу на манер распорки, во всем теле слабость. Она чувствовала некомфортное давление на нижнюю половину лица. Попыталась пошевелить руками, тело словно не принадлежало ей, рука не желала двигаться. Катя попыталась еще раз, с дрожью и сумасшедшим напряжением, получилось слегка пошевелить большим пальцем правой. Решила сосредоточиться на зрении, сфокусировалась: какая – то медицинская штуковина была закреплена на ее переносице, удерживая аппарат на носу и подбородке. Скосив взгляд, она поняла, что в руке торчала трубка, а капала система, вокруг – тошнотворно белые стены, за окном все тот же мерзкий моросящий дождь и чувство опустошенности. Явно больничная палата.

Она снова закрыла глаза. Слабость, жуткая мумифицирующая тело слабость, когда не можешь пошевелиться. «А вдруг я теперь калека, была ведь авария, меня сбили». Она вновь попыталась повернуть голову, чувствуя полное одеревенение. Затекшая шея откликнулась не сразу, но на пару градусов безболезненно повернулась, к тому же Катя чувствовала ноги, пальцы, руки, все это болело и совсем не похоже, чтобы боль была фантомной. Ко всему, пальцем руки пошевелить до этого удалось. Катя вновь вернулась в последний момент, что помнила. Вернулись ненависть и негодование, ее это радовало, это значит, она возвращалась к жизни. Теперь она все поменяет в своей жизни. Она больше не наступит на эти грабли.

В палату вбежала медсестра, за ней залетел, по всей видимости, врач. Медсестра суетливо снимала показатели с приборов вокруг. Катя попыталась подать голос, тщетно. Врач явно и так понимал, что она в сознании, но был отвлечен, поспешно вынимая из нее трубки и командуя медсестре:

– Снимай с нее маску, живо. Показания с системы, Павлу Викторовичу срочно отнесешь. Он в ординаторской, только в руки отдай, скажи срочно.

– Отнесу, Михаил Сергеевич.

Катя вновь провалилась в беспамятство, сквозь пелену продолжая слышать, как вокруг становится все больше народу, суета усиливается, ее тормошат, щупают, переворачивают, в нос бьет резкий запах.

– Давай, миленькая, давай!

– Молодец, дыши, дыши сама, молодец. Вот тааак!, – у Кати засаднило в горле, в легкие будто впилось сотни игл, резко подступила тошнота и кашель. Чувство было странное, ее как-будто вырвало, но горло все еще было абсолютно сухим, а язык ощущался распухшим безжизненным сушеным мешком во рту, а от каждого вздоха вспыхивала боль. Вместо воздуха в нос словно вливался раскаленный металл, обжигая внутренности, но и не вдыхать она не могла. Почувствовав прохладную влагу на корне языка, Катерина наконец смогла собраться и чуть разлепить веки. Над ней нависало лицо немолодой женщины с добрыми глазами.

– Умница! Давай, не останавливайся, дыши.

– Люба, смочите еще ротовую полость ей капельно, под корень языка, за щеку, да, верно. Достаточно, захлебнуться может, – сетовал мужской баритон поодаль.

– Ты только не уходи, милая, сопротивляйся, нельзя сейчас опять отключаться, борись, дыши, не закрывай глаза.

Женщина раскрыла веко, свет полоснул по зрачку.

– Михаил Сергеевич, реакция зрачков почти нормальная, но это лучшее, на что можно было надеяться после длительного коматозного.

– Спасибо за анализ, вам вроде не платят за него, – буркнул в ответ мужчина, – от вас требуется снять показатели и донести до меня. Консилиум в диагнозах без вас разберется.