Марина Эльденберт - Девушка в цепях [СИ]

Но что он может ей предложить?

Жизнь с чудовищем, застрявшим между жизнью и смертью до конца своих дней?

В свое время он основательно изучал случившийся с ним феномен. Когда Тереза выдернула его из лап смерти, она нарушила основополагающие законы жизни. Сильные некромаги способны и не на такое, но тот, кого вытащили с той стороны, навсегда останется проводником между миром мертвых и миром живых. Таких проводников за всю историю человечества насчитывались единицы, и сказать, что им повезло, можно было с большим приближением. Большинство сразу же сходило с ума от того, что им открывалось. Проводник постоянно будет видеть то, что другим неведомо, постоянно чувствовать ледяное дыхание смерти у себя за спиной… если только его магия — не магия жизни. Как в случае Шарлотты.

Именно магия жизни удерживала ее подальше от грани и тьмы.

Когда она сказала про розы, первой мыслью стала вспышка: «Не может быть».

Но когда она прильнула к нему, переливая свет жизни — так называлась мягкая, удивительно светлая магия, которой обладали маги жизни, все сомнения отпали. Вот только не случись ему раньше прийти в себя, Шарлотта выпила бы себя досуха и отправилась за грань. Туда, откуда ее, как в свое время его, кто-то вытащил на последнем дыхании.

Именно поэтому она видела грань — в точности, как он.

Именно поэтому стала проводником тьмы.

Именно это он ошибочно принял за магию смерти, пытаясь разбудить ее дар. Управлять этим она никогда не сможет, только запирать, как делает он. Стоит ослабить контроль — и тьма может вырваться в мир, как почти произошло в экипаже. Она не понимала, почему ему нельзя к целителю, но целители здесь бессильны. Единственная, кто могла ему помочь — Шарлотта, только магия жизни способна перекрыть поток тьмы, готовый вырваться в мир через ослабленного проводника.

Но что с ней произошло, ему еще только предстояло выяснить.

Как и когда маленькая Шарлотта оказалась на грани жизни и смерти, и кто ее вернул. Теперь, после «признания» материнства искать будет значительно проще. Очевидно, в прошлом леди Фейбер осталась история, после которой ее отослали в Вэлею. Откуда она вернулась уже с «воспитанницей», благочестивая и «поправившая здоровье» настолько, чтобы жить в Энгерии. Осталось выяснить, кем был отец Шарлотты и разобраться в генеалогии «благочестивого» семейства из Фартона.

Но сделать это так, чтобы это больше не коснулось ее. Шарлотта и так натерпелась ото всех них.

«От тебя тоже», — насмешливо подсказал внутренний голос.

От него тоже. Но он сделает все, чтобы это исправить.

Не удержавшись, провел пальцами по ее губам, и в эту минуту Шарлотта открыла глаза.

Увидеть Ормана рядом с собой на постели было, по меньшей мере, неожиданно. Хотя не сказать, что непредсказуемо, потому что от него можно ожидать всего, чего угодно! От него — так точно! К счастью, он был одет (в рубашку и брюки, и на том спасибо), но это не отменяло того, что он ко мне прикасался. Откровенно и бессовестно, его пальцы на моих губах совершенно точно были лишними!

Я размахнулась и влепила ему пощечину. Так, чтобы почувствовать кончиками пальцев, как меня учили. Легче не стало, только ладонь загорелась, но мне было наплевать. Я вскочила, заматываясь в покрывало, и отпрыгнула от кровати.

— Вы! — прошипела я. — Мало того, что вы вчера чуть не умерли у меня на глазах…

— Тебя бы это расстроило, Шарлотта?

Он приподнялся на локте, и, видимо, даже не собирался меня преследовать.

— Нет! Ни капельки! — Я показала ему расстояние между пальцами, которое даже в сотых долях дюйма измерить было нельзя. — Ни капелюшечки!

— Тогда зачем ты меня спасала?

— Потому что не привыкла проходить мимо, когда у меня на глазах умирает человек. Пусть даже такой проходимец, как вы!

— Я — кто?! — У Ормана потемнели глаза.

— Проходимец, — сказала я, правда, уже не так уверенно.

На всякий случай плотнее закуталась в покрывало и стала отступать в сторону двери. Особенно когда Орман поднялся и шагнул ко мне. На щеке алел след от моей ладони, но о пощечине я не сожалела, вот уж о ней — точно ни капелюшечки. Стоило об этом подумать, как у меня коварно закружилась голова. Комната перед глазами начала расплываться, стены пошли ввысь.

— О-ой-й, — тихонько сказала я, когда меня подхватили на руки.

— Когда-нибудь ты допрыгаешься, Шарлотта. И добегаешься. — Орман вернул меня на постель, взбил подушки и усадил прямо в покрывале, за которое я цеплялась, как за последний оплот. — Выпорю тебя так, что неделю сидеть не сможешь.