Марина Эльденберт - Девушка в цепях [СИ]

Всевидящий! Как еще ему помочь?!

— Пожалуйста! — прошептала я, сжимая горящие руки Ормана в своих. — Пожалуйста, пожалуйста…

От его жара мои ладони нагрелись вмиг. Тепло побежало по кончикам пальцев, а потом с них сорвалось полупрозрачное мерцание, которое мгновенно впиталось в пальцы Ормана. Это же тепло отдалось в предплечья, плеснуло в грудь, собираясь в узелок солнечного сплетения. Я задохнулась от текущей сквозь меня силы, и… вспомнила розы. Что бы это ни было, сейчас оно очень кстати: не медля ни секунды, прижалась к Орману, обнимая его и позволяя магии перетекать сквозь переплетенные пальцы в него. Прижалась щекой к щеке, положила свободную руку ему на шею, чувствуя пульсацию жилки под пальцами.

Поначалу едва уловимый ритм с каждой минутой становился все более полным, ровным и сильным. Мерцание, которое окутывало нас, напоминало полупрозрачный кокон. Бесцветный, только легкое движение воздуха и едва различимые искры указывали на то, что из меня льется магия.

Тепло втекало в него мягкими, сильными волнами: они прокатывались через меня и согревали его. Одна за другой, мощные, спокойные, исцеляющие. По крайней мере, мне хотелось бы в это верить.

С каждой минутой тепла становилось все меньше, в какой-то момент меня даже затрясло от холода, и потемнело перед глазами, но я не остановилась. Пусть забирает все, оно ему сейчас нужнее.

Даже не уловила миг, когда Орман распахнул глаза.

Взгляд его — уже совершенно точно человеческий — заставил улыбнуться.

У меня получилось!

Я хотела сказать, что у меня получилось, даже потянулась рукой к его лбу, чтобы проверить жар, но в этот миг лицо его исказилось. Орман с силой оттолкнул меня в сторону: так, что я отлетела на соседнее сиденье поломанной куклой. Больно ударилась локтями и потеряла сознание.

Пауль Орман.

Новое утро расплескалось по рыжим волосам солнечным золотом. Вчерашняя бледность уступила силе ее магии, возвращаясь красками жизни на светлую кожу и в ровное, глубокое дыхание. Сам он чувствовал себя свежим и полным сил — благодаря ей, а благодаря зельям царапина на плече почти затянулась. Разве что слегка кружилась голова от потери крови. Или от того, насколько близко к нему сейчас была Шарлотта.

Эрик лежал поверх покрывал, глядя на нее, укутанную теплее, чтобы быстрее восстановились силы. Смотрел на тени ресниц на щеках, и не представлял, как можно было так ошибиться в ней. Дважды. Сначала принять ее за развращенную вниманием мужчин играющую в добродетель особу, бравирующую своей невинностью. Потом — решить, что Шарлотте подвластна магия смерти.

Магия смерти подходила ей так же, как порочный наряд куртизанки.

Хотя если говорить честно, он бы не отказался взглянуть на нее в откровенном нижнем белье. Вот только чтобы это произошло, чтобы Шарлотта на такое согласилась, придется здорово постараться. Равно как и для того, чтобы понять, что же произошло в ее прошлом.

Вчера Эрик с трудом удержался от того, чтобы ударить ее так называемую мать. Ярость, затопившая сердце была такой темной, что он уже чувствовал собирающуюся в ладонях магию. Испепелить эту женщину под изумрудными хлыстами, вгрызающимися в тело, превращающими последние минуты ее жизни в ад. Ее, а заодно и кучера (увозящего Шарлотту под действием зелья и предпочитающего не задавать лишних вопросов), стереть их с лица земли. Так было бы проще, так было бы значительно проще, а современные следователи не определили бы даже угасания магического следа. На пустынной дороге нашелся бы пустой экипаж и перепуганные лошади.

Остановила его она. Ни выдержка, взращиваемая годами. Ни уроки Джинхэя по усмирению ярости. Ни даже осознание того, что он снова превратится в чудовище, которым был много лет назад.

Шарлотта вряд ли вспомнит эту минуту, но когда он дернулся от выстрела и обернулся, силой магии отбрасывая леди Фейбер в снежную пелену, она распахнула глаза.

— Эрик, — позвала тихо.

Этого ему хватило, чтобы остановиться. Открыть портал к полицейскому участку и вышвырнуть туда тех, кому уже почти подписал смертный приговор. Давно он не был так близок к тому, чтобы сорваться. Выпустить на свободу чудовище по имени Эрик Эльгер, сына герцога де ла Мера, разочарование отца… и его собственное.

Ему стоило держаться подальше от этой чистой и светлой девочки, но его тянуло к ней с немыслимой силой. К ее чистоте, удивительно искренней в то время, как большинство выставляют напоказ мнимые добродетели. К ее улыбке, за которой скрывалось не кокетство или желание завлечь, а смущение или радость. К ее соблазнительным губам, которые хотелось целовать до умопомрачения, срывая с них тихие вздохи или жаркие стоны.