Юлия Рябинина - (Не)рабыня для Шейха ада [publisher - SelfPub.ru]

Дверь скрипнула, и я с довольной улыбкой открыла глаза. Удивление? Смятение? А может, и доля смущения проскользнула в моем взгляде, смешавшись в один коктейль с остальными эмоциями и вылив все неверие на человека, что стоял сейчас в проходе.

– Γειά σας Κορίτσι [я су Кори́ци] (здравствуй девочка), – бесцветным голосом проговорила шейх-вайлидэ.

Я резко поднялась на ноги, в глазах потемнело, и закружилась голова, но я схватилась за столб от кровати, чтобы не упасть. Когда темнота отступила, я склонила голову в приветствии.

– Καλημέρα Κυρία [Калимэ́ра Кири́а](добрый день, Госпожа), – проговорила еле слышно, голос мгновенно сел.

Женщина прошла в комнату, а за ней вереницей проследовали рабыни, внося с собой подносы, уставленные восточными сладостями, и среди всего этого съестного богатства покоились две расписные пиалы и чайничек в комплекте.

– Αισθάνομαι άσχημα? [Эста́номэ а́схима?] (плохо себя чувствуешь?), – спросила она, скользнув по мне липким неприятным взглядом.

– У меня кружится голова, – ответила я ей, и она презрительно оглядела меня с ног до головы, задержав взгляд на животе. Ее взгляд тут же опустел, превращаясь в безжизненное око.

Щелкнув пальцами, она дала понять служанкам, чтобы те оставили на столе сладости и вышли за дверь. Рабыни, склонив головы, последовали приказу.

– Я так понимаю, твои познания языка на этих двух фразах и заканчиваются, – скорее констатировала факт мать Шейха, чем задавала вопрос.

Я опустила глаза.

– Усиленно пытаюсь его выучить, – проговорила в ответ.

Женщина глядела в окно.

– Посмотрим, что из этого получится, – пробормотала она себе под нос. – Присаживайся, – она показала рукой на стул возле столика, он стоял напротив нее. Мать Хамаса уже успела устроиться в более удобном кресле, расправляя свои многочисленные складки на прозрачных одеждах.

Я подняла взгляд выше и задержала его на кривящихся в ухмылке губах.

– Знаешь ли ты, игбал…

– Хадин, – автоматически поправила я, о чем тут же пожалела, потому что тонкие губы недосвекрови сжались в тонкую хищную полоску.

– Игбал, – уточнила она, показывая этим самым, что и не думала ошибаться. – Тебе еще нужно родить этого ребенка, чтобы стать хадин, – сказала так холодно и властно, что моя кожа покрылась мелкими мурашками.

– Да, Госпожа, – тут же решила я разрядить обстановку, покорившись властному тону шейх-вайлидэ.

– Налей, – чуть повернула голову женщина в сторону единственной оставшейся служанки. – Хочу рассказать тебе немного о нашей семье, раз уж ты решила стать одной из нас, лесная нимфа, – последние слова были пропитаны ядом, словно она хотела оскорбить меня тем, что я нимфа.

Но я не могла оскорбиться, потому что до сих пор не понимала, почему одни считают меня «лесным божеством», другие же – непонятно кем. Для этих других я являлась чем-то оскорбительным, и они, не скрывая, кидали мне это в лицо.

– Да, Госпожа, – сглотнув ответила я, а внутри уже грыз страх противным мерзким червем, отрастившим острые зубы, напоминающие зубы пираний. Дрожь прокатилась по телу, когда шейх-вайлидэ посмотрела на меня безликим взглядом.

– Ты заметила, нимфа, что все здесь имеют близкие по звучанию имена? – она вперила в меня свои бесцветные глаза, и я, чтобы хоть как-то уйти от их прямого взгляда, кивнула и посмотрела на свои ладони, что сейчас были сцеплены в замок. – Каждая рабыня, что попадает во дворец, должна отказаться от своей веры и своего имени, – она замолчала.

Мои ноги в это время отбивали чечетку пятками.

– А какая у тебя вера, нимфа? Ты отказывалась от своих богов? От своего имени? Какое твое имя?

Напористый тон и взгляд подавляли меня. Я сидела на стуле и чувствовала себя с каждым ее вопросом все меньше и меньше, все незначительнее для себя, для Хамаса, да и вообще для всех.

– Чем занимается сейчас мать Шейха? – послышался вдруг на задворках моего внутреннего сознания голосок самоуважения. – Подавляет твою личность, дурочка. Не ведись.

Я бы с радостью, но осознание этого никак не влияло на то, что сейчас происходило со мной.

– Я не могу вам ответить на этот вопрос, Госпожа, – тихий голос, больше похожий на шепот. Я чувствовала себя полностью голой под ее властным взглядом. Хотелось встать и вывернуться наизнанку, чтобы эта женщина смогла прочесть все мои сокрытые от нее мысли и действия.

– Говори.

Поток слов, что волной поднимался из груди, плескался уже где-то в гортани, и я задыхалась, старалась подавить в себе это желание. От этого внутреннего сопротивления ком тошноты подкатил к горлу, и я еле успела добежать до судна, что стояло в углу. Из меня выплеснулось все, что я хотела сказать, желудочной желчью.