Игорь Гергенредер - Русские эротические сказы

Задаёт опять свой вопрос Тише. А тот:

— Для меня вне темы — промять промлемы!

Олигарх мыслит: «Ишь, под академика говор. А вдруг излечит?» Я, говорит, тебе зарплату прибавлю и новые красавки подарю.

А Тиша:

— И спиннинг бы.

— Обсудим и это, если излечишь.

Тиша на паркете постаивает, думает. И вопрос:

— Как и когда с ней начался этот абсурд?

Додик вздохнул. Взял-де я её из этих мест, полетали мы с ней, поплавали — и как энергично ни спали, не было абсурда. А год назад заглянули, мол, сюда от морей отдохнуть. Потом улетели в Санта Крус Тина на Рифе, где моя вилла, жена и закричи. От уговоров толку нет.

Тиша Усик говорит:

— Тут надо по технологии.

— Как это?

Тиша объясняет: она, дескать, упрётся в постель локтями и коленями, а я позади её зада лягу навзничь к нему ногами. И буду, мол, подошвами нажимать на её окорока: на тот и на этот. Потом и любите её и хоть сами орите — она ртом звука не даст.

Додик:

— Ага! Я её так же и вылечу!

А Тиша Усик ему:

— Покажьте ваши подошвы.

Олигарх, в кресле сидя, тапки скинул, ноги задрал. Завхоз смотрит и объясняет: во-первых, у вас-де плоскостопие. Во-вторых, из этой подошвы вам удалили три мозоли и из этой — четыре. Ну, и меж всех пальцев растут волосы, их выдёргивают, но сумки остаются. Все причины, мол, против технологии, и будет жена кричать, как кричала.

Додик велит:

— Свои покажь!

Тиша на паркет сел, красавки и носки снял, одну голую подошву олигарху к лицу, вторую. Обе нежные, как у младенца. Додик глядит, и видятся ему мировые отели Ритц, Негреско, Савой, Бурдж-аль-Араб. В каждом можно утомляться с женой — и ни от кого никакого возмущения.

Повёл Тишу Усика в спальню. При слабом свете Мануела, голей голого, распласталась ничком на постели, спит. И к этим, думает Додик, окорокам чужой мужик будет голые ступни прижимать! Так стало грустно — хоть вели подать щей.

Ну, а если не лечить, то ни в какой своей вилле не быть с женой в обоюдности, ни в каком отеле не спать. Только здесь и тони в любви, как муха в повидле в одной и той же кухне.

Разбудил он жену, сказал, какое принять положение. Она исполнила, глядит на себя в зеркало: что-то, мол, я растрёпана. А Тишу Усика вроде не видит. Додик говорит:

— Только парикмахера тут не хватает.

Настроение, словно изо рта устрицу взяли. А завхоз уже нагишом, уже на спине позади зада Мануелы, ноги приподнял. Правую подошву упёр ей в окорок.

— Двиньте, — велит, — колено вперёд!

Она двинула, он в лад нажимом помог.

— Теперь назад.

И в такт с её движеньем ослабил нажим.

— Второе колено вперёд!

Проделали, как с первым. И пошло у них, и пошло! Тиша будто занят упражнением «велосипед», а она коленями ездит по постели: вперёд-назад, окорока поочерёдно — то в напор, то в сдачу.

Тиша Додику говорит:

— Хлопайте в ладоши на каждый двиг, отмечайте! Ровно тридцать надо.

Олигарх на краю кровати сидит, хлопает.

— Есть тридцать!

У Тиши Усика причинник стоит, и сам он встал коленями на постель:

— Сейчас проверим её на звук.

И тихонечко, вполдыхания, запел:

Мануелу навзничь укладывает. Додик глаза выкатил:

— Ты хочешь её… любить?

— Никакой любви, одна технология. Придерживайте мои яйца, чтоб её зада не касались.

Додик тронул причиндалы завхоза, а тот впёр его жене. Олигарх сморщился — сейчас крик понесётся. А крика нет. Додик аж губы облизал.

— Эй! Да ты её… любишь!

А Тиша:

— Держите яйца! Уж два раза пристукнули.

И наяривает Мануелу. Она молчит. Додик сбоку пристроился, держит яйца завхоза, а тот знай втыки множит.

Додик кричит:

— У вас любовь!

А Тиша:

— Какая любовь, когда вы мои яйца держите!

И велит: пойте, мол, тише тихого:

Додик запел, а сам пятернёй зад жены прикрыл от яиц Усика, яйца о пальцы — стук-стук… Муж боится — вот-вот она закричит. А она — не-а! только жмурится.

Тиша отдолбился и в сторону.

— Проверяйте! — велит олигарху.

Тот жену перевернул ничком, зад ей задрал, похлопал, чтобы всё хлёбово вылилось. Начал мосолком промасливать, и от радости, что она не кричит, как запел во весь голос:

Когда после варки остыл, жена ему:

— И что ты взялся так голосить? Сбиваешь со смысла.

А он думает: «Не кричала — знать, не сбилась!» И спрашивает Усика: насовсем-де излечена?