Чем он хотел ее удивить или хотя бы порадовать!? Омар Мейяд, смутившись и сам не понял. На наряд она так равнодушно взглянула, что он почувствовал себя самоуязвленно от возможно проявленных эмоций. Конечно, жизнь избаловала ее всем этим вдоволь. Ее нужно было смирять.
– Непременно закройтесь, он почти прозрачный и вы быстро привыкнете к вещам подобного рода.
– Сеньор Мейяд, вам бы можно было знать что такое вуаль. И, чем наряжать меня в цыганский платок лучше бы вы приказали подать носилки к самому выходу! – дважды уколола она его.
– Нет, прелестнейшая сеньора, у нас про это говорят так: не гора должна ходить к Магомету, а все-таки Магомет к горе.
– У Вас ужасно.
Вереница груженных обозов, людей с тюками и вооруженных всадников, особенно плотно окруживших несомые носилки с еле приоткрытым пологом, тронулась от причала корабля, где еще раздавались возгласы смотрителя, командовавшего погрузкой последнего скарба. От причалов вереница неровной лентой потянулась напрямик через середину города, видневшуюся на повышении белой, так называемую Медина. Многолюдная, оживленная со множеством узких тесных улочек, выложенных отполированным за века булыжником и наполненных людом, белая от света, серой пыли и белых квадратичных домов с прямыми крышами, основная часть города и называемая Мединой, представлялась для новоприезжей в этот южный мир, очень необыкновенной и отталкивающей. Несмотря на непроходящее чувство чуждости. Вспомнив свои милые сердцу виды родной местности Мальвази невыдержанно всплакнула, теперь и бурлящий грозный Палермо представлялся таким приветливым.
Ее внимание занялось базарными видами, которые потянулись по широкой улице сильно забитой людом. Из-за этого продвижение вперед часто замедлялось, раздавались разгоняющие крики, даже удары плетьми, и видимость через край полога заслонял грозный Арабский всадник с головой полностью закрытой черной намоткой.
Восточные базары – это сердце любого города, где сходится трудовая и торговая жизнь, и одновременно здесь обмениваются свежими новостями и прочими разговорами, отчего жизнь здесь обыкновенно бьет ключом и представить базар без выкриков зазывал, прорывавших говорливый гул, было просто невозможно.
Эти резкие, порой пронзительные крики на непонятном языке сильно врезались в расстревоженную душу Мальвази, заставляя ее через силу свыкнуться с положением невольницы именно тем отверженным ощущением, которое наложило отпечаток на все дальнейшее ее поведение, со стороны еще казавшееся своевольным. Поэтому когда Омар Мейяд, подъехавший к носилкам на своем черном коне, отогнул пологу немного в сторону, Мальвази воспользовалась этим что бы получше взглянуть на торговый ряд, но не на того кто наклонившись смотрел на нее сверху.
Она смотрела на ряд сидевших на ковриках торговцев перед горками желтых красных оранжевых фруктов самых разных форм и особенно привлекших ее внимание мячиковых апельсин. Ее томила жажда и через «нехочу» ей нужно было просить. Ало-красные дольки арбузов заставили ее.
– Как душно, долго вы еще будете меня везти? – обмахиваясь веером спросила она взглянув через отворот полога на Омара Мейяда, который смотрел… и хотел ее.
– Но ведь мы в Алжире, нетрудно догадаться что до Марокко не день и не два. Как раз и приедем через две недели – переменившись ответил он.
– Что значит как раз?
– Как раз… на сорокалетие – ответил Омар Мейяд с многозначительной улыбкой.
Мальвази отвернулась, сразу поняв что это означало для неё, как женщины, вспомнив что однажды он ей сказал что султан родился в три часа ночи. И что такие люди соответственно особо бурную деятельность проявляют именно в такое время (с намёком). Она дуясь смотрела вперед за корпус черного коня, прося теперь только взглядом то на что с желанием смотрела. Видимость застил выехавший на ишачке вперед какой-то купец набобистого вида, показавший на подушечке пальцем на нацепленные перстни. … Омар Мейяд заметив по выражению лица итальянки что она смотрит уже не просто, отвернувшись от него в сторону, а смотрит именно куда-то с интересом, конечно же обратил внимание не на горы бахчи, а на торгаша драгоценностями, который к тому же и сам бы на себя невольно обратил внимание раскатистым зазыванием обращенным и к девушке, и более всего к Омару Мейяду.
– Может хорошая девушка хочет посмотреть такие же хорошие украшения?!
В другой бы раз Омар Мейяд постарался бы закрыть нахальному купцу доступ до девушки, он и собирался даже прогуляться по его спине плеткой, но сеньора Мальвази протянула руку. Купец оказался не так уж и нахальным, что бы протягивать перстень под шеей коня Омара Мейяда. Перстень тактично был подан едущему верхом, и тот не наклоняясь скинул его на подол итальянки. Та, даже не взглянув вверх, равнодушно взяла сапфировый перстень пальчиками; вроде он ей не понравился. Она протянула перстень обратно вверх.
Читать дальше