Александр Амурчик - Драйв! Dolcezza. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 5

С голодухи я сделал три захода подряд, Володя же все это время, что-то около полутора часов, из отсека не появлялся. Периодически в двери вагона стучали, требуя вина, но мы, естественно, не открывали, так как были заняты другим делом, для нас на этот момент более важным. Вскоре после полуночи дамочки ушли, и мы с Володей, усталые, но довольные, с кружками крепкого, почти черного чая в руках, заваренного в полном соответствии с тюремными рецептами, уселись на топчане.

– Ты не представляешь, Савва, какой кайф я испытал! – восторженно изливал душу мой напарник, прихлебывая чифир. – Оказывается, трахать бабу так же приятно, как и мужика. – От его слов я поежился, но он, не замечая моей реакции, продолжал: – Поставил я ее в отсеке раком и драл целый час, не останавливаясь.

– А куда хоть драл-то? – полюбопытствовал я.

– А черт его разберет, у баб ведь на одну дырку – ха-ха-ха – больше, чем у мужиков, да к тому же дырки эти рядом расположены, так что я толком и не понял – куда. Главное – мне было приятно.

Его рассказ меня, понятное дело, корежил, однако затем я вспомнил, что Володька-то на зону ушел совсем еще мальчишкой, поэтому первые опыты секса он познал там с мужчиной, то есть с пидором, естественно.

– Постой-постой, а ты вообще раньше с бабой-то трахался когда-нибудь? – спросил его я.

– Да было пару раз… – неохотно стал припоминать Володя. – Когда после второй ходки откинулся. Мне, если честно, не понравилось, капризные они очень, и тогда я стал по городу знакомых пидоров отлавливать. А сейчас вот хорошо бабу прочувствовал, с бабой тоже неплохо. В рот, правда, брать отказалась, сказала: час всего знакомы, а ты уже хочешь все разом.

Я рассмеялся:

– Если завтра придет, еще раз предложи, наверное, уже не откажет. Как старому знакомому.

Мы посмеялись вместе. А вскоре, допив чай, улеглись спать; в двери, к нашей радости, больше не стучали.

Проснувшись на следующий день около восьми утра, я оставил напарника в вагоне спящим, а сам отправился на станцию. Выведал у станционного начальства, что на винзавод нас поставят не раньше чем через денек-другой, так как там уже стояли вагоны под сливом, а короткая рампа не позволяет принимать больше двух вагонов одновременно. Радуясь такому повороту событий, я продолжил свой путь, и вскоре углубился в микрорайон, что находился за станцией. Планировка этой части города не радовала глаз: район по большей части был застроен одно и двухэтажными зданиями, преимущественно деревянными, а единственным, заслуживающим моего внимания, оказалось здание столовки. Я еще названия ее не разглядел, а желудок уже среагировал на донесшиеся до моего носа запахи голодными позывами, и я, решительно преодолев двойную, утепленную пленкой дверь, вошел внутрь.

Выкрашенное в темно-синий цвет помещение столовой, освещенное двумя слабосильными лампочками, висевшими под самым потолком, имело довольно унылый вид. И я, уже не обращая внимания на интерьер, включавший в себя десятка два столиков с изгрызенными алюминиевыми столешницами и изрезанными ножами стульями вокруг них, направился к святому месту любой столовой – раздаче. Уборщица, чей огромный квадратной формы зад, обтянутый синим халатом, преградил мне путь, перемещалась по столовой виртуозно размахивая веником, словно Брюс Ли – нунчаками; золотистая пыль, следуя за ней, облаком поднималась в воздух, никак не улучшая и без того хмурую атмосферу помещения. Раздача сияла девственной пустотой, и я свернул к кассе, за которой сидела среднего возраста кассирша – еще одна весьма упитанная дама.

– У вас сегодня что, санитарный день? – спросил я ее, кивая на уборщицу.

– Нет, работаем как обычно, – ответила она, холодно оглядев меня с головы до ног. (Одет я, надо признать, был довольно просто, а у нас, как вы знаете, встречают по одежке). – А что, вы чего-нибудь хотели?

– Да, обыкновенное дело, – в тон ей ответил я, – хотел бы чего-нибудь поесть. – И я кивнул на пустую раздачу.

– А чего именно? – смягчилась кассирша, выплывая из-за кассы.

– Ну не знаю, – сказал я, – каши там манной горячей, можно и творожка со сметаной, или хотя бы яичницу.

Кассирша шаркающей походкой проследовала к огромному холодильнику-шкафу, открыла его, сунула внутрь руку, достала из его недр тарелку и поставила передо мной: на меня глянули два огромных мороженых серо-желтых глаза под названием «глазунья».

Я усмехнулся:

– И это все?

– Ну, есть еще блинчики с творогом, – выдавила из себя кассирша и развела руками. – Тоже в холодильнике. Вчерашние.