Ноэми Норд - Теплая тварь. Эротика. Теория соблазна

– Ты бредишь! И слишком много думаешь о бабе! – сказал Гефест.

– Взял, как детеныша, гермафродита, изнеженного до бесчувствия ласками горячего прибоя, задушил в объятиях, напитал дрожью. С тех пор – послушна и улыбкой душу тешит. Строптива – дам пинка, схвачу за гриву, задом разверну. Унизить – значит победить, чтоб навсегда покинуть. Я выбросил бы тварь, как выжатую тряпку, но она… Умывшись в критских водах, вновь обратилась чистой юной девой, манила гибким станом, а губы, еще не тронутые смрадом страсти, презрительно кривились: «Прочь!»

– Тебе отставка?

– Никто не смеет «Прочь» сказать Аресу! Вот почему Гефесту я не друг. Взял без обмана. Мой меч отсек от наготы животное. Я воин. Но и воин – Афродита.

– Не спорьте. Тварь хитра. В ней каждый из нас видит свое, – сказал Гефест. – Я вижу в ней иное. Смотри, я бред разрушу твой, – Гефест замахнулся над медузой тяжелым молотом. – Смотри, как брызнет яд! Дева? Ожидание – пытка.

Его молот изваял женскую грудь по форме разлапистых ладоней, а раскаленные похотью бедра, познавшие пот лошадей, оформили торс, годный для скачки и надежного клинча свирепых борцов.

Кузнец, широкоплечий и крепкобедрый, вылепил из прозрачного золота ноги, надломил в лодыжках, согнул в коленях, смял сомкнутые лепестки.

Самка, лужей растекшаяся под ним, не поддалась решимости самца.

Тогда кузнец изменил тактику, повторяя движения прибоя над раковиной сладострастия.

На бедра прекрасной девы легли железные ладони ваятеля.

Колени качнулись.

Он был нетерпелив, страшен, ревнив.

Мастер кузнечных дел, механик и зануда, задумал усовершенствовать то, что судьба исковеркала заодно с кривыми ногами.

Чертежи долго прятал, ночами корпел и высчитывал миллиметры.

Размышление о страдании – само страдание.

Адептом смирения ему не бывать.

Обмотал вещество медузы вокруг фалла, позволив застыть.

Ураган желания вылепил женское лоно.

Но, мисс Олимпа при чем?

Урода пленит совершенство.

Он сделал это.

О, да, и забыл подогреть, нечто вроде ножен меча Перикла.

Оглянулась – зрачки впер под лоб, вибрация пронзила до макушки. Мотор взревел, волны вспучили ротор.

Бездонная пропасть разверзлась перед ним и поглотила до последней капли разума.

Он видел пустоту, но все равно отдался этой пустоте. И сам стал пустотой. Работа больше не прельщала, кузнечные мехи остыли. Он познал черную сторону страсти. Ревность спалила сердце.

– Месть! Месть! Месть!

А в глазах – золотой туман, сеть, нагие любовники, слезы, мольбы о пощаде.

– Гефест, очнись!

– Рассказывай, что видел. Она была богиней?

– Похотливой самкой, она была. Кобылой, крутящей задом перед каждым лихим жеребцом. Паучихой, глотающей пауков, медянкой, свивающей самцов смертельным узлом. Смертью моей она была. Вот чем.

Гефест стал мужем Афродиты. Это был крепкий союз. Лишь на полюсах противоречий сохраняется молний заряд.

Афродита изменяла. Гефест прощал.

Глас мойр:

Гефест, ревнивец,

бил по наковальне

соединяя в бронзу

золото и медь.

Над ним потешались хмельные сатиры:

– Гляди, колченогий урод, снова шлюху твою, упившуюся крепким вессальским вином, принесли и у ног положили.

– Афродита?

Мокрые волосы разметались мертвой медузой.

На шее – укусы?

– Неверная!

Она рассмеялась в лицо, вычесывая из кос прибрежный песок:

– Докажи, ревнивец, что зубы не твои.

Обняла железный торс, золотые локоны стекли по ногам, ласково защекотали.

Он снова простил. Не мог не простить.

Ревность?

Все мужья женятся на ревности. Не жен берут, а змей.

– Лучше сладкий пирог с друзьями, чем дерьмо в одиночку, – подмигивал Арес, черным вином наполняя чашу рогатого зверя.

– Глупец! – орали молодые сатиры, показывая пальцем на растяпу. – И мы, и Посейдон, и Пан, и даже Арес!

Арес?

Тот, кому ковал острейшие мечи, принесшие победу?

– Да, даже Арес!

– Но Арес не был здесь!

– Он был всегда! Здесь и везде!

Гефест, не слушая проказливых юнцов, бил молотом, вытягивая над огнем невидимую золотую нить. Он выковал тончайший полог над постелью Афродиты.

Великолепные кружева из тоненьких цепочек понравились ветреной супруге. Но не разглядела неверная, что каждый стебелек из золота был спаян завитками в завиток в прочнейшую охотничью сеть.