Роман Рассказов - 22. Дижитал-любовь, вино и сюрреализм

Заходят в квартиру Кости. Хоромы: мрамор, бархат, дерево, каменные колонны из фуксита, шкуры, бивни. Камин трещит, перебивая тишину холостяцкой квартиры. Старинный комод, а над ним африканская маска.

– Это маска из Танзании. Редкая штучка. Надевали при инициации, – говорит Вероника. – Маски знаю по запаху. Инициирующие пахнут страхом, погребальные – горем, магические – надеждой. Откуда деньги?

– Не твое дело, – обрубает Костя.

– Согласна. Просто любопытно.

– Читай.

Он достает ту самую, первую бумажную книгу. Ту, что украли у Вероники. Замызганную, читанную-перечитанную, с кляксами от вина. Вероника не может не читать. Она будет читать, чего бы ей это ни стоило! Она будет читать до смерти, до рассвета, досыта, до стыда, до печали. Она смотрит на книгу влюбленными глазами. Соленая грусть течет по щекам и опечатывает собой желтые страницы. Грусть Вероники предвосхищает надежду, которая вот-вот отслоится от ядовито-оранжевого заката, пронзающего пыльное небо, и запрыгнет на подоконник вместе с последним лучом негреющего солнца.

– Читай с момента «Константин был душевным парнем…»

…Константин был душевным парнем. Отзывчивым, порядочным, красноречивым. Ему прочили большую карьеру. «Пойдешь по стопам отца», – говорили ему. Он слышал об отце больше, чем видел его. Ведь глаза контр-адмирала Андрея Печоры, обвитые паутинкой морщин, были устремлены в морскую даль. Он покорял водные просторы. Жил морем и жил в море двадцать лет, знал море и был познан морем. Вероятно, в его венах текла не кровь, а соленая густая жидкость с самого дна Марианской впадины. «У меня две семьи, – говорил он. – Одна – команда. Вторая – Аня с Костей». Но по факту у него была одна, третья семья: соленая и безмолвная.

Костя окончил военное училище и не без помощи отца был распределен на хороший корабль. Он оказался в компании, где все как на подбор: сын прокурора, внук генерала, племянник предпринимателя. Отпрыски сильных мира сего шли по натоптанной дорожке. Душевность Кости приобрела привкус снобизма. Круг холеных и избалованных товарищей проел его порядочность незаметно, как черви бороздят гриб. Снаружи приятный, Костя начал подгнивать изнутри, будучи заложником странных, на первый взгляд удачных обстоятельств. Его тяготило море, оно никак не хотело заполнять его вены. «Не мое это», – все чаще думал он и пил…

– Остановись! Откуда тебе все это известно? Про червей и глаза, зрящие из Марианской впадины? – спрашивает Костя.

– Немного не так. Глаза просто смотрели вдаль. А вместо крови – вода из Марианской впадины.

– Какая разница…

– Впрочем, да. Никакой! Ведь я это выдумала. И тебя тоже выдумала! – Вероника протягивает руку к его щеке. Трогает. Щекотно. – Хотя нет, ты – настоящий.

– Читай дальше.

…Судно встало в Стамбуле. Команда получила увольнение. Но экзотика не манила Костю. Вот уже второй день Костя в компании сына прокурора и внука генерала играли в карты, потягивая вино в каюте Кости. Напившись и наигравшись, они стали орать песни «Ленинграда». Пришел дневальный Генка, младший офицер, который присматривал за порядком на корабле, и сделал замечание. Плевать они на него хотели. Стали орать еще громче. Генка, сын матери-одиночки, затюканный и боязливый, пошел второй раз делать замечание. Долг есть долг. Он обвел взглядом бесшабашную, омерзительную компашку и окоченел от злости на себя и на жизнь. Он сделал второе и, как оказалось, последнее свое замечание. Первым выступил сын прокурора, за ним – не менее борзый внук генерала, а поддержал компанию Костя. Никто не помышлял об убийстве, просто помахали кулаками по пьяни. Но, как это бывает, подвернулся угол стола, о который зацепился висок дневального Генки. Моментальная смерть. Вроде никто не виноват – и все виноваты одновременно. Компания быстро отрезвела, и решили по-взрослому – камень, ножницы, бумага. Косте не повезло. Костя – слабое звено. Вот так вино в сочетании с нелепостью рубит под самый корень жизнь…

– Маленькая поправка, – перебивает Веронику Костя, – моя жизнь только началась в тюрьме.

– И чем Вы там занимались?

– Ума набирался. Как вино?

– Хорошее. Благородное. Ненавязчивое. Знает свою роль.

– А у Вас какая роль?

– Сыграть на струнах души. Спеть вместе с сердцем. Облагородить нутро. Так что там произошло? – тихо спрашивает Вероника.

– Имеет ли это значение?

– А как же!

– Ну раз так… Я действительно оказался слабым звеном. Вернее, мой отец. Мы долго торговались. В итоге, 50% до и 50% после срока.