Роман Рассказов - 22. Дижитал-любовь, вино и сюрреализм

– Признался? – со всхлипом выдавила из себя она.

– Не признался.

– Да какая ему разница! Ведь скостят срок. Дадут в два раза меньше. Андрей, ты отец, скажи ему!

– Разница есть. Честь, долг, совесть, правда – вот в чем разница между человеком-дерьмом, которым ты хочешь, чтобы был твой сын, и человеком с большой буквы.

– Я хочу, чтобы у моего сына не растворились во мраке камеры и идиотов-убийц десять лет жизни, – наполняя слова болью израненной души матери, грубо ответила Анна.

– Будет. Я позабочусь. Я решу вопрос. Если сядет – будет сидеть хорошо, не с идиотами.

– Мерзавец! И кому нужны теперь твои должности и звания? Я десять лет тебя не видела, пока ты ходил по морям и океанам, сын тебя не видел. И еще не увидит десять лет!..

Вероника откладывает книгу. Идет собираться. Ее уже давно не волнует, как она выглядит. А тут такое дело… Деловая встреча? Свидание? Она попадается на глаза зеркалу. Оно смотрит на Веронику полными скуки глазами, оттененными синяками. Зеркало кидается венами, которые плавают по вискам, впалым щекам, мертвенно-прозрачной шее Вероники. Она зовет Марышку.

– Марьяна, закажи маску.

– Вам какую? – отзывается Марышка и открывает «Амазон».

– Что-то из первой линии: погламурнее, посексуальнее.

– Тут новая коллекция как раз поступила в продажу. «Служебный роман» – это для секса с коллегой, «Хэппи хиппи» – для группового, «Леди Годива» – для соития в общественном месте, «50 оттенков красного» – для грубой любви, «Властелин колец» – это для новых ощущений с мужем, «Розовый фламинго» – для однополой…

– Стоп-стоп… А сейчас маски только для секса носят?

– Вы ведь сказали посексуальнее.

– Не так выразилась. Мне нужна обычная маска, чтобы хорошо выглядеть. А то я на зеркало наткнулась и расстроилась.

– То бишь без гарантий маска? Без секса, любви, дружбы?

– Да, просто чтобы я посвежела, зарумянилась, бровями заиграла, глазами заблестела. Волосы чтобы падали пышными локонами на загорелые плечи.

– Да Вы возьмите мою, я ее всего раз надевала. «Расцветай» называется. Можно не снимать до 12 часов. Минус 5 лет и минус 10 килограмм – это опционально. Посмотрите в инструкции, как настроить. Идеально разглаживает кожу, оттеняет скулы, немного расширяет глаза, отбеливает зубы. Можно выбрать прическу: прямые или кудрявые. Решайте сами.

– Очень щедро, Марышка. Я одолжу на раз.

Ровно в шесть заезжает Костя. Машина дорогая. «Откуда у него деньги, у отсидевшего десять лет зека?» – думает Вероника и садится в авто. Пахнет чайным деревом. «Какой-то ароматизатор? Нет. Это от него пахнет. Что-то земельное, архаичное, вечное, настоящее. Мужественное! По моим подсчетам он должен был выйти полгода назад. А такое впечатление, что вовсе не сидел. Скорее всего, он тоже в маске», – размышляет Вероника, пока они катятся по обледенелой столице.

– Вероника… Ах вот Вы какая, оказывается!

– Какая я, оказывается?

– Цветущая.

«Хорошая маска, – подумала Вероника, – оправдывает название».

– А я читал, что Вы злая, одичалая. А Вы вполне себе человечная.

– И где читали?

– Старые журналы, газеты. Много чего в нашей библиотеке на зоне было.

– Вы хотите, чтобы я поверила, будто Вы читать умеете? – Вероника недоумевает и обижается, что ее держат за дурочку.

– Представьте себе. Научился за десять лет.

– Надо же. Давно не встречала чтецов, – Вероника сомневается.

– Я могу сказать то же самое. Не видел, как читают другие. Покажешь? Почитай про меня рассказ.

– Не знаю. Не могу я. Давно не читала вслух. И как-то нет настроения. А еще закон нарушать не хочется. Знаете ли, моих двух знакомых посадили за чтение в общественном месте.

Он останавливается. Молча, без агрессии, медленно и почти бездушно, безучастно, бесстрастно вцепляется в волосы Вероники.

– Хорошо-хорошо. Не надо нервничать, Константин. Давайте где-то сядем. С вином. Таки Вы убийца? – также отстраненно, с печалью в голосе спрашивает Вероника. Она не боится. Все как в замедленной съемке с актерами – роботами.

– Убийца, убийца. А что это у Вас за ухом? Штрих-код? Вы зачем маску надели? Снимайте немедленно! – Вероника послушно выключает масочное приложение на телефоне и снимает липкую, похожую на марлю маску.

– Так-то лучше. Теперь мы с Вами одного возраста, – говорит Костя.

Едут к нему. Он так захотел. Вероника не спорит с архаичным мужчиной, тем более с убийцей. Тем более в таком потрепанном одиночеством виде ей не комильфо качать права. Она вжимается в кресло его спортивного автомобиля. Улицы с натыканными домами в белых шапках проплывают за окном. Деревья лихорадит ветром. Снег долбит в лобовое стекло, как будто хочет ворваться в машину, в тепло, и согреться. Снег ведь тоже, наверное, устал идти, замерз. Сколько лет он идет? Веками, тысячелетиями он укладывает осень спать под свое стеганое одеяло. Снег устал и валится с ног. Вероника тоже устала и приросла спиной с отрубленными крыльями к креслу. Стрелка спидометра взлетает вверх к 180, потом резко опускается, а потом снова дотрагивается до 180.