На сцене концертного клуба звучит проигрыш – покоробленное гитарное соло. В зале темно, народу мало. В танцпортере люди в чёрном, человек десять, в креслах на втором ярусе такие же, человек двадцать. Все унылые: агрессивная российская альтернатива не заводит местную публику.
Девушка с взъерошенными бардовыми волосами – выбритые виски, кислотно-фиолетовые пряди – берёт микрофон. Пластик, липкий от потной руки предыдущего исполнителя, ложится в маленькую ручку в кожаных перчатках без пальцев, ногти, покрытые чёрным лаком, с рисунком кошачьего когтя по центру, вцепляются в него, будто этот микрофон, скользкая рыба в воде.
– Аня, Привет! Я пришла! – полудетским голоском выкрикивает девочка, лет пятнадцати. Она стоит у сцены, улыбается. Маленькая фигурка в чёрном – заношенные джинсы, растянутая футболка. Она смущается, что проще всех: у неё русые волосы естественного цвета, светло-голубые глаза, почти нет косметики, только на веках облако тёмных теней.
Девушка со сцены кивает и продолжает красоваться перед зрителями. Шипованный ошейник, ботинки на тяжёлой подошве Combat Boots, кислотная сетка чулок – всё как полагается тяготеющим к киберпанк эстетике. В ямочке меж ключиц притаился шестигранник – самая настоящая гайка – на цепочке в виде провода, это чудо техногенного дизайна подпрыгивает вместе с девушкой и шлёпается, делая кожу под собой розоватой.
Начинают играть вступление. В зал вбегает парень, долговязый, в одежде цвета хаки.
– Дарлинг Даггер! – кричит он под сценой.
– Хорош орать, – говорит девушка. – Не отвлекай!
Парень не слышит и снова кричит:
– Даггер, а где сиськи!?
Она вкладывает микрофон в стойку, наклоняется к нему:
– Иди к чёрту, Грэйвен, не отвлекай!
Грэйвен хохочет и Даггер тоже. Они знают друг друга так давно, что позабыли, как представились при первом знакомстве. Им стыдно признаться, что Ник-нэймы субкультурной тусовки стёрли из памяти настоящие имена, а потому, едва ли они их когда-нибудь выяснят. На галёрке сидят Иксайл, Диггер, Розали, Мануил-фил, над последним все смеются, но он сам назвался Мануилом-филом, он знает свой Ник. Есть и такие, кто не знает, например, Пендулум (Маятник) и Methusalem (Мафусаил), их величают так все (между собой), а они и не подозревают.
– Эй, парни! – орёт Грэйвэн. – Мануил, не жри энергетики, как гопник! Эй вы Кибер-Готы, Гипер-Гопы, слышите, что играет!?
– Да! – орут те с галёрки. – Что-то рокен-рольное… Рок, мать его!
– Молодца! – издевается Грейвэн. – Гляньте на неё… Закос под индастриал стайл… А где фетиши!? – Он поворачивается к Даггер и кричит: – Где сиськи?!
– Сиськи, сиськи! – орут сверху, в зале раздаётся хохот.
Вступление отыграли, но Даггер, красная от смеха, стоит, держась за живот, и петь не собирается. Играют заново.
– Да, прекратите! Блин, я так никогда не соберусь! – отмахивается она.
– Брось, тут все свои. Я-то чё припёрся, думал, мутишь фетиш-рокеров, будут сиськи, а ты нас развела…
– Развела не по-детски! – вторит сверху. – Где латекс? Где клеенные лентой соски?! Крест-накрест, а можно и без!
– Не дождётесь! – она показывает фак Грэйвену и галёрке, восстанавливает дыхание и надвигает на лицо сварочную маску.
– Да она индастриал прикид выгуливает, я вам говорю! – усмехается Грэйвен, но вступление отыграли и Даггер не реагирует.
Начинает первый куплет. Гибкое тело двигается в пелене сценической дымки, неудобный корсет из фосфоресцирующего пластика ей не помеха, стягивающая бёдра милитари юбка тоже. Эти вещи – предмет гордости, а не причина неудобств, теперь, когда она срывает сварочную маску, это видно по счастливому, надменному лицу. Запевает припев. Что-то вроде: «Будь как я, моё любимое дитя, я подарю тебе все вирусы, что есть у меня…»
Многие, из тех, кто сидел на галёрке, подходят к сцене, чтобы поприветствовать юную певицу, и уходят, но только та самая девочка, единственная, кто знает её имя, не отводит глаз.
Компания из семерых выбралась на улицу в полночь: четыре парня и три девушки. Их внешний вид вкупе с шумным поведением заявлял о себе. В чёрных плащах, нашпигованной сталью обуви, со странной символикой нашивок и аксессуаров, за обсуждением музыки они выкрикивали контраргументы, словно лидеры партий на политических дебатах. Только юная певица, что переоделась в Кэжуал (за исключением ботинок) и её подруга – девочка в заношенной одежде – вели себя скромно.
Остановились в парке, в первом ряду скамеек. В парке было людно, народ заполнил все ряды, завсегдатаи были неформалами – они собирались тут каждый вечер.
Читать дальше