Софи С./М. - Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она

Она распахнула дубовую дверь, шагнула за порог, но той же минутой вернулась:

– Сын! – крикнула она в пустоту огромной прихожей.

Он уже сидел у камина, бросал обрывки бумаги в огонь. Она прошагала в гостиную, стуча шпильками о блестящий, будто налитой пол.

– Что? – удивился он. Голубые глаза уставились в такие же напротив.

– Завтра меня не будет. Если что, отцу скажешь, уехала на семинары.

Перед уходом она коснулась его бледного лица, провела ладонью по волосам чёрным и глянцевым, словно латекс, и поцеловала в щёку.

– Я люблю тебя, сын. Будь осторожен, – шепнула она. Не забыла и добавить: – Ты у меня самый красивый мальчик на целом свете.

Через мгновение сквозь полумрак в зеркале вырисовался силуэт подростка: высокий, неплохо сложён. Он улыбнулся. Взгляд: то волчий, то трогательный, то саркастический, то доверительный… Он отходил и подходил снова, осматривал себя со всех сторон.

– Отец, – сказал он в пустой коридор. На пути к кабинету, он представлял, как скажет это слово, как посмотрит в глаза.

Едва слышно приоткрыв дверь, он вошёл. Мужчина сидел у окна: волосы с проседью, вид усталый. Он вглядывался в цифры, щупал виски. Последнее он делал, когда у него раскалывалась голова, что бывало нередко. Слабость только на руку.

– Отец, – произнёс он тоном читающего проповеди.

Мужчина вздрогнул, взглянул на него.

– Крадёшься как тень… Прямо как твоя мать! До инфаркта доведёте! – вскрикнул он.

Взглянул в искрящиеся слезой глаза:

– В чём дело? – спросил он и как-то обмяк. Было ясно: всё, чего он хочет в завершении тяжёлого дня – это избавиться от незваного гостя.

– Отец, – всё так же хладнокровно продолжал Костя, – тебе не нужен автомобиль на выходные, ты отдашь его мне…

– Да ты даже водить не умеешь… – забормотал мужчина. Взглянул на него, потянулся к ящику, достал ключи…

На лестнице послышался грохот – он отвёл глаза… Тотчас бросив ключи в ящик, он захлопнул его.

– Уходи! – крикнул он.

У дверей Костя услышал:

– Без стука больше не входи, понял?! Не входи! – Дрожь в голосе. Он обернулся: отвращение, страх в бегающих глазах.

Он бросился вниз – в подвалы, долго бежал по извилистой лестнице и в недрах земли уставился в зеркало. Оно висело в тёмной каменной коморке на самом дне. Полтора часа он смотрел в него, размышляя, что же с ним не так. Вот уже пятнадцать лет он дивится людям, теперь не такой непосредственный как раньше. При небывалой красоте и остром уме разумно бы править миром, думалось ему, и было странно, что не выходило. Следуя логике, всё делается по причине, материальной, вроде автомобиля, который приберёг отец, и каждый стремится организовать вокруг себя мир, а не наоборот. Людям свойственен такой подход, но в других – не нравится. Всё нужно делать исподтишка. Если не выгодно быть собой, то кем же быть?

Он толковал с отражением, снова представлял, как подойдёт к отцу, как назовёт его имя или произнесёт «отец». Как будет падать свет, как близко он будет сидеть или стоять, какова мелодия голоса, энергия касания… И самое главное – сила взгляда. Каков будет этот взгляд на вкус? Сладостные мгновения – привкус ванили во рту, приторный, пленяющий; а может, горькое разоблачение – благоговейный страх, позор, кислый, словно пивная капуста. А может быть, нечто странное, неуловимое и нежное, как отдалённый запах ландышей, как цветение розмарина по ту сторону реки.

Как отвечать на страх? Недоверие? Ненависть? Любовь? Смятение? Как не потерять эту скользкую нить влияний, что вьётся в открытом море сознания, сносится течением и вырывается, кусается, точно кобра, схваченная за хвост? Сегодня давление стало ощутимым. Как скрыть его, как выкрутиться? Как обрести, как сохранить ту заветную лёгкость воздействий? Она должна быть такой, словно нитей и нет. Марионетка – хозяин себе. Он делает так, как хочет, а хочет того, чего хочу я. Слишком много вопросов. Колониями муравьёв, бежавших из сломанного муравейника, ворвались они в его изнурённую голову и носились туда и обратно. Он скрежетал зубами. Не всё потеряно. Последнее время, как никогда прежде, он чувствовал энергию, витающую в воздухе, слышал голоса в голове – гордые или молящие, и мог бы видеть каждого, как рентгеновский луч – насквозь.

На улице лежал снег, ночи казались светлыми. Бессонница сводила с ума. Он становился старше, всё сильней запутывался в собственных путах. До сих пор он видел в некоторых людях гордость, достоинство, смелость, но уже презирал и это. Человеком больше, человеком меньше – это всё равно, что хлопнуть тапкой по кишащему тараканами полу и задумываться о том, какие души вы погубили… Голоса в голове усиливались – жалкие, ничтожные. Люди – недалёкие создания, убеждался он и думал – от недалёкости всё гнилое и произрастает. Они скрывают лживое, алчущее лицо под серой маской, ему тоже приходится скрываться, злит, что он считается больным исключением, а они здоровым правилом. Есть в них что-то, чего в нём нет. Но и у него есть то, чего нет у них