Когда мы собрались в зале, я заметила, что явились далеко не все. Может быть, не заметили этого маленького и второпях написанного объявления? А, может, просто не захотели. Но все-таки большинство пришло. Был и КА. Все сидели молча и выжидающе поглядывали на АМ, который уселся не рядом с КА, а как-то на отшибе. «Словно на скамье подсудимых», – подумалось мне. Наконец, АМ поднялся со стула, шагнул на два метра вперед, развернулся к нам лицом и, явно волнуясь, начал говорить слегка севшим голосом:
– Ребята, спасибо что пришли. Не знаю, сколько продлится наше собрание – час или минуту. Я только хотел сказать вам всем и каждому в отдельности, – тут он обвел нас всех взглядом и прокашлялся, – что вел себя, как последняя скотина. И очень перед вами виноват. Вы вправе считать мое тогдашнее поведение предательством. Да оно таковым и было. Я мог бы назвать причину, которая, возможно, объясняет мое состояние. Но она ни в коем разе не может служить мне оправданием. Поэтому я даже не буду ее называть. Поверьте, мне сейчас говорить вам все это совсем непросто. Но поскольку тот свой мерзкий поступок я совершил на глазах у всех, то сейчас хочу за это столь же публично извиниться. Вы вправе не принять моих извинений и, так сказать, чистосердечного раскаянья. Я даже не знаю, как бы сам поступил, окажись я на вашем месте. Может быть, и не принял бы. Я могу рассчитывать только на ваше великодушие. Но каким бы ни было ваше решение, хочу, чтобы вы знали, что больше никогда ничего подобного не повторится. В общем, все…
И АМ направился к своему стулу. Но прежде, чем он его достиг, поднялся КА и протянул ему свою руку:
– Не знаю, как остальные, но лично я не только принял ваши, АМ, извинения за тот досадный, хм-м, поступок, но уже и полностью забыл о нем. Будем считать, что ничего и не было.
Вздохов облегчения и аплодисментов после этих слов КА не последовало, но все-таки несколько человек тоже подошли к АМ и протянули ему руки. Так что можно сказать, что примирение, пусть неполное и отчасти формальное, состоялось.
***
Мы стали расходиться. На меня АМ за все это время так ни разу и не посмотрел. Мы с Элькой двинулись к перекрестку, после которого наши дороги расходились.
– Марго, я догадываюсь, что ты к нему неравнодушна, но все-таки согласись, что он повел себя тогда как подонок. Пусть он извинился, и тут вроде крыть нечем, и продолжать дуться на него вроде как глупо, но осадок у меня все равно остался. А у тебя?
– А у меня не просто осадок, а большущий зуб, – ответила я зло и вполне искренне. И еще подумала, что бы сказала Элька, если бы узнала, как он повел себя со мной за день до генеральной. Тут мы с Элькой распрощались.
***
А уже через пять минут зазвонил мой мобильник, и это был АМ. Сердце мое запрыгало где-то в животе. Я довольно долго колебалась, не пустить ли его в «игнор», но все-таки ответила.
– Алло, Марго! Я тебя почти не слышу, тут очень шумно.
– А я вас прекрасно слышу, уважаемый АМ. Что вам угодно?
– Марго, мне неудобно говорить, вокруг полно народу… Алло, алло!.. Я понимаю, что ты сейчас обо мне думаешь, но очень прошу тебя, приходи ко мне в гости – сегодня, завтра или когда сможешь.
– …
– Ты меня слышишь? Мне надо с тобой объясниться. Приходи, пожалуйста.
– А вы уже полиэтилен положили, чтобы диван не запачкать? Или мне с собой принести?
Могла ли я помыслить еще несколько дней назад, что осмелюсь сказать АМ подобное? Мне это не приснилось бы даже в страшном сне. АМ тоже, похоже, был ошарашен. Возникла длинная пауза. «Сейчас трубку повесит», – подумала я и, кажется, испугалась.
– …Марго, ну зачем ты так? Я понимаю, ты меня презираешь, может быть, даже ненавидишь. Я знаю, мне нет прощения. Но не можем же мы вот так… расстаться. Приходи, оставь мне хоть малюсенький шанс. Если хочешь, я сам к тебе подъеду. Прямо сейчас.
– Еще чего!..
– Тогда ты приезжай. Хотя бы на 5 минут. Пусть завтра, часов в шесть.
Я молчала.
– Так приедешь?
– Не знаю.
– Поступай, как хочешь, а я все равно буду тебя ждать…
Я ничего не ответила и закрыла мобильник.
«Неужели он всерьез думает, что я приеду? После всего, что было?» – удивилась я. И… поехала.
***
АМ открыл мне дверь, которую я до того, как решилась позвонить, долго обозревала снаружи. Хотя за время наших встреч успела выучить наизусть и рисунок на дерматине, которым она (дверь) была обита, и дырку в самом низу слева, из которой торчал кусок ваты, и даже число серебряных гвоздиков (один из них выпал). АМ был в пиджаке и даже при галстуке. Он помог мне снять дубленку, подхватил ее и бережно повесил на крючок. Словом, повел себя как галантный кавалер. «Прям какой-то куртуазный маньерист», – насмешливо подумала я, хотя не вполне понимала значение самого этого термина.
Читать дальше