Терри Сазерн: Снимаем порно

Естественно, что фильм встретил сопротивление в различных отдаленных районах — включая Нью-Йорк Сити. Пошли петиции, активизировались, бдительные группы, требующие вычистить «этот чудовищный эпизод куннилингуса» (как описали его ДАР [5] ДАР — Дочери Американской Революции, общественная женская организация консервативного толка. ) из фильма.

Были неудачные попытки удалить основную часть этой сцены… при помощи киномеханика, от которого требовали устраивать в самый критический момент якобы непредвиденный срыв пленки в проекторе, после чего в запущенной вновь ленте выпадали наиболее острые кадры (фактически, две сотни футов).

Ответственные критики, конечно, быстро спохватились и бросились горячо защищать фильм. Редакторы «Кайе дю Синема» хвалили сцену, называя ее «путешествием в страну эротики», уникальным в истории современного кино. «Сайт энд Саунд» [6] «Кайе дю Синема», «Сайт энд Саунд» — французский и американский кинематографические журналы. — оценивал ее как «мастерски выполненную эстетическую …чистую поэзию, в самом лучшем вкусе».

Использование критиком слова «вкус» в этом случае заставило Б. улыбнуться.

— Как он может говорить о вкусе? — спросил он у Сида (озадачив последнего). — Если камера застыла на лице девушки, то кто может знать, какой это имеет вкус! Не так ли, Сид?

Понятно, что эта фраза вызвала у Сида непристойный ответ.

— А? — сначала он не совсем уловил смысл, но затем плотоядно закивал, заурчал, закашлялся, брызгая слюной, хлопая себя по ляжке, смешно почесывая промежность: — Да, да, я знаю, тебе хотелось бы показать парня после — как он вытаскивает застрявшие между зубов волосики из ее промежности, а? Хо-хо-хо!

— Не обязательно, — сказал Б. мягко и очень серьезно, — мне бы хотелось последовать с камерой за его головой, я должен был это сделать. Я струсил, не сделав этого.

Сид понял, что он говорит серьезно.

— Что… ты хочешь сказать, что надо было показать, как он ее сосет?.. Ты что, спятил?

Разговор состоялся несколько лет тому назад, шесть или около того, и сейчас это уже было частью забытой истории. В следующем фильме «Достаточно свободы», во время сцены, в которой приверженец вуайеризма [7] Вуайеризм — пристрастие к наблюдениям чужих половых актов и прочих «непристойных» сцен. прикладывает глаз к щели в стене, за которой в соседней комнате героиня раздевается, не выдержав летней полуденной мексиканской жары, камера (кино-глаз вуайериста) находит возможность замедлить свое движение, каким-то случайным, почти ласкающим образом останавливается на ее пушке внизу живота. В ту пору в коммерческих фильмах, также как и в документальных фильмах о нудизме, вид волос на лобке — он назывался «мохнатый кадр» — давался только вскользь, фрагментом из семи-восьми кадров, никогда не вплотную, и, сверх того, он никогда не включался как часть «романтического» или преднамеренно эротического эпизода. Разумеется, вскоре студия рвала на себе волосы.

— Господи Боже, приятель, — причитал Лесс Хэррисон, — ты губишь свою карьеру! И ты спустишь в яму еще кучу отличных парней вместе с тобой, — добавил он немного ханжески, его голос дрогнул, — …парней, рассчитывавших, что эта картина пойдет в массовый прокат… парней, у которых семьи… дети… малютки…

Он, конечно, сменил пластинку, когда под давлением хорошей посещаемости фильм перешел от «Летти Карнеги» к большой прокатной кампании «Лоэс», разрушив существовавшие запреты.

Но в последний раз появился сам Большой: мужской половой орган. Немного вялый, как уступка, но все же он был там, прямо на серебристом экране, можно сказать, больше, чем жизнь.

Этого оказалось чересчур — даже для тех, кто подбадривал его на всех предыдущих этапах его кинематографической судьбы.

— Ну, — сокрушались они, — на этот раз тебя занесло слишком далеко!

Но Борис, конечно, знал, что делал. Нет эрекции и нет проникновения — как объяснить этот его маленький недосмотр музе — творения любовных историй?

По его мнению, порнушные фильмы, которые они только что видели, более уместны, хотя столь же неудачны, для решающих эстетических поисков и проблем, представленных сегодняшним кино, чем произведения признанных творцов, включая его самого. Он знал, что свобода выражения и развитие в кинематографе всегда отставали от подобных вещей в литературе так же, как до последних лет они отставали от этого и в театре. Эротизм самой эстетичной и творчески плодотворной природы в изобилии присутствовал во всех разновидностях современной прозы — почему не достичь того же, или хотя бы не попытаться достичь, в кино? Было ли что-то изначально-чуждое эротичности в самой сути фильма? Что-то слишком личное, чтобы делить это с публикой? Возможно, единственный выход — взглянуть на все с противоположной стороны.