Терри Сазерн: Чудо-христианин

Когда Гай Гранд не был занят своими нью-йоркскими владениями, он, как любил сам выражаться, «находился в пути». Он обычно ездил через всю страну на поезде — из Нью-Йорка в Майами, из Майами в Сиэттл — всегда на очень, очень медленном поезде, который к тому же часто останавливался. Купе в таких поездах крошечные, и хотя Гай Гранд привык к комфорту, ему часто приходилось довольствоваться таким вот маленьким купе, в котором едва ли что-то напоминало об удобствах. Впрочем, воспринимал он это вполне жизнерадостно. Так что сегодня, в летний день, приблизительно в 2:05, он весьма живо (в соответствии с комплекцией — поскольку в свои пятьдесят три был довольно плотного телосложения) поднялся в поезд первого класса Пульман на станции Портланд Филдс, отыскал свое купе и занялся приятным приготовлением к долгому путешествию в Нью-Йорк. Как всегда, он незамедлительно позвал проводника и попросил принести большую бутылку кампари и воды со льдом, уселся за стол и приступил к написанию деловых писем.

Работники любой сферы обслуживания знали, что Гранд всегда оставляет щедрые чаевые, и именно по этой причине, пока Гай заседал в купе, по коридору сновало три или четыре проводника. Они не сводили глаз с двери, на случай, если Гранд вдруг подаст сигнал. И, едва только поезд вылетел со станции, им стало отчетливо слышно, как Гранд возится в купе, бормочет, шуршит бумажками, выкладывая их, а потом убирая со стола. К тому времени, как поезд сделал первую остановку, проводникам, несмотря на короткий отрезок пройденного пути, пришлось изрядно подсуетиться. Ведь одним из главных требований Гранда было следующее; чтобы проводников не было видно и слышно, когда он выходит из купе. А он выходил из него. Каждую остановку.

Во время первой, совсем короткой, Гранд шустро выбежал в соседний сидячий вагон и уселся на лавочку около окна. Там он смог, высунувшись из него, в деталях рассмотреть всю платформу. Напоминая своим довольным красным лицом простого честного фермера, любопытный Гранд, тем не менее, обратил на себя внимание людей на станции.

Из окна поезда был четко различим дремлющий городок Новой Англии — застывший в полуденном летнем зное, как игрушечный мавзолей.

Все его жители, казалось, умело скрывались где-то под землей и с прибытием поезда в страшной спешке выскакивали на платформу, где выгружались из почтового вагона маленькие картонные коробки.

На платформе, среди всей этой суматохи, находился единственный примечательный персонаж — мужчина, продающий хот-доги из ящика, который он таскал на своей шее.

— Горячие хот-доги! — выкрикивал он периодически, разгуливая всего в футе от вагона, когда Гранд, после минутного обозрения окрестностей, сфокусировал свое пристальное внимание на этой персоне. И, всего за одну минуту до отбытия поезда, он проделал с продавцом свою коронную шутку.

— Горячий хот-дог! — заорал он, и после того, как мужчина поравнялся с окном, Гранд бросил на него пронзительный взгляд, прищурив маленькие глазки, как бы пытаясь определить его характер.

Потом выпалил, поджав губы:

— Сколько?

— Двадцать центов, — ответил продавец поспешно, поскольку поезд вот-вот должен был отправиться. — …Горчица и приправы… Горячий хот-дог!

— Хорошо, — сказал Гранд, кивая, и как только поезд тронулся с места, а продавец зашагал быстрее, стараясь не отставать от окна, он высунулся наружу и протянул ему банкноту в пятьсот долларов.

— Разменяете? — быстро спросил он.

Продавец, пытаясь сэкономить время, сунул хот-дог Гаю и полез в карман за мелкими деньгами еще до того, как посмотрел на достоинство протянутой ему купюры. Когда же он наконец разглядел ее, ему уже пришлось бежать сломя голову, корча на ходу страшные рожи и тряся головой, пытаясь одной рукой вернуть банкноту, а другой отобрать хот-дог. Наконец продавец последним усилием вытянул руку, чтобы достать до Гранда. Сам же Гранд с невозмутимым видом достал из кармана пальто разноцветную пластиковую маску — это была маска хрюшки — и надел, а после начал пожирать хот-дог через отверстие для рта в маске, по-прежнему высовываясь из окна практически по пояс. Дистанция между ними увеличивалась все больше и больше, пока продавец, окончательно потеряв надежду, не остановился, изможденный, в конце платформы, все еще сжимая в руке пятисот долларовую банкноту и глядя вслед уходящему поезду.