Мэри Уэсли - Разумная жизнь

— У меня нет франков, возьмите английские деньги, — предложила она таксисту. — Это больше, чем во франках.

Высунувшись из машины, таксист что-то сказал, Хьюберт не расслышал. Флора топнула ногой.

— Вы должны! — закричала она неестественным голосом.

Таксист ответил, что не в его правилах возить приплывших морем английских проституток на их корабль из респектабельных французских борделей, они вырывают кусок из горла у французских девочек. И не за это он сражался, утопая по пояс в грязи с 1914 по 1917 год. Мадемуазель должна платить во франках или он отправится в полицию.

Хьюберт навис над плечом Флоры.

— Сколько вам должна леди?

Таксист испуганно назвал цену. Высокий, широкоплечий Хьюберт, с мрачно соединившимися бровями над черными глазами, в тусклом свете казался устрашающим.

— Ждите, пока мы с леди заберем вещи из ее каюты. И повезете нас обратно в город. Это недолго.

Флора отметила покорность во взгляде таксиста.

— Да, месье, договорились.

Хьюберт взял Флору за руку.

— Где твоя каюта? И не разгуливай в этом платье. Пока переоденешься, я напишу записку начальнику хозчасти, пусть отдаст капитану. Ты пойдешь со мной, — объявил Хьюберт, поднимаясь по трапу.

Флора повторила слова таксиста:

— Да, месье, договорились, — но голос ее дрожал.

— Не разговаривай, — велел Хьюберт, — у нас еще будет время. И встряхнись. Я очень хочу есть. — „Она в шоке, — подумал он, — но это сейчас пойдет на пользу, она не станет упираться“.

В каюте Флора переоделась, набила сумку вещами, разными тряпками. Когда в сумке не осталось места, он закрыл ее и помог надеть пальто.

— Ну что, пошли. — Он вывел Флору с корабля к такси. — Садись, — и дал указания шоферу. Когда он сел рядом с Флорой, подкатило другое такси, из него вывалилось трое мужчин, молодых, веселых и пьяных англичан. Флора забилась в угол.

— Я убежала от них. Я…

— Хочешь, чтобы я их скинул в воду? — спросил Хьюберт. — Пожалуй, не стоит, а то мы задержимся с завтраком. — Поезжайте, — велел он таксисту. — Тебе будет лучше, когда выпьешь горячего кофе и съешь рогалик. — Было бы глупо сейчас распускать руки, подумал он, она не пинала его по голени и пока еще не укусила.

Когда машина тронулась, Хьюберт, обернувшись, заметил, что между таксистом и пассажирами возникла перебранка. „Если повезет, — подумал он, — наблюдая, как трое мужчин едва стоят на ногах, они споткнутся и сами свалятся в воду“. — У тебя очаровательная компания, — заметил он.

Флора промолчала. Она отвернулась и смотрела в окно.

На полпути к Марселю Хьюберт остановил машину и купил газету.

— Мне надо узнать новости, — сказал он, влезая обратно. — Помнишь мисс Грин с лягушачьим лицом, которая пыталась заинтересовать генерала Лея Гитлером? О нем теперь много пишут. Она опередила время. Сейчас Гитлер — канцлер Германии. Давай, посмотрим, что французы говорят по этому поводу.

— Я читала в „Таймс“, — Флора не отрывала взгляд от окна.

— Так значит, ты все знаешь. — Хьюберт сложил газету, вытянул ноги и скользил глазами по заголовкам. — Может, ты не знаешь, — он рискнул взглянуть на профиль Флоры, — о планах Гитлера. Серьезный парень.

— Серьезный? — она слушала вполуха.

„Надо болтать без остановки“, — подумал Хьюберт.

— Если бы кто-то пропахал „Майн Кампф“, сразу бы это понял. Он планирует создать совершенную Германию, ни больше ни меньше. Он уничтожит такое уродство, как евреи, цыгане, иеговисты, полоумные, калеки, коммунисты. Германия станет нацией высоких, светловолосых, послушных нордических гигантов.

— Ужасной будет судьба темноволосых немцев, — Флора все еще глядела в окно.

— Разумеется. Так же как и французов, англичан, голландцев, бельгийцев. Даже генерал Лей, который, кстати, стал ярым сторонником нацистов, это заметил. Он перечислил множество темноволосых немцев и вспомнил про Феликса, представителя высших голландских кругов, он ведь брюнет. (Разве она не очень любила Феликса?) Господская раса, думает генерал, это несбыточная мечта, но поскольку фюрер антикоммунист, то он за него.

— О, — без всякого интереса в голосе протянула Флора. — Разве?

— Да, генерал до ужаса боится большевиков, коммунистической гнили в рабочем классе, очевидно, во время всеобщей забастовки в 1926 году он думал, что будет революция. Он тогда вооружился револьвером, отправляясь на север в Коппермолт.

— Я помню, — и Флора вспомнила мужчину из оружейной лавки в Сен-Мало и вздрогнула.