Мэри Уэсли - Разумная жизнь

— А вы не можете дать мне мой секретер?

— И писать нельзя. Просто надо лежать в темноте, моя девочка.

— Ну я обещаю, я не буду писать.

— Когда освобожусь, я сейчас очень занята. — И она ушла ужинать.

Флора ощущала жар и холод сразу. „Я ненавижу эту женщину, — думала она, — я не ее девочка. Я хочу свой секретер“.

Открытка. В нем была открытка, вправленная в кожу, она вытеснила законных обитателей — Дениса и Виту, позировавших у фотографа. Все девочки держали фотографии родителей в запирающихся шкафчиках у кровати. Флора была исключением.

— А почему у тебя нет фото родителей, Флора?

— Я их лучше вижу мысленно. — „И их запах тоже“.

„Если бы я легла рядом с Феликсом, как та мраморная девушка, мне было бы прохладно“, — подумала она. Иногда она воображала, что лежит с Феликсом, иногда — с Бланко или Космо, которые держат ее в нежных объятиях. Влюбленная сразу в троих, она их меняла, их мраморные руки; понедельник — Феликс, вторник — Космо, среда — Бланко, сегодня воскресенье — очередь Феликса. Резко поднявшись, Флора вытащила подушку и подоткнула ее под спину. Но мраморный Феликс стал смешиваться с Феликсом, который ест устриц, дает носовой платок и уезжает от нее с облегчением.

Он и впрямь казался почувствовавшим облегчение. Флора высморкалась в нетронутый носовой платок и, скомкав его, бросила на линолеум.

Вернувшись после ужина, сестра-хозяйка сказал:

— Вот твой секретер. А что ты сделала с подушкой? Так не пойдет, моя девочка. Ты никогда не будешь чувствовать себя хорошо и не выздоровеешь, если не будешь соблюдать аккуратность. Посмотри на носовой платок на полу, не надо быть такой неряхой только потому, что у тебя корь. — Она выдернула подушку из-за спины Флоры. — Я налью тебе еще лимонада. Не хочешь в туалет? Лучше на горшок, в коридоре холодно. Поторапливайся, не могу же я стоять тут всю ночь.

— Пожалуйста, не стойте. (Прозвучало почти нагло.)

Флора скорчилась над горшком. Сестра-хозяйка расправила простыню и взбила подушку.

— Что ты делаешь? Разорвала мамину фотографию. У тебя, наверное, температура.

— Это не моя мама, но пока я с температурой, я могу и это.

Флора вырвала Дениса и Виту из рамки и оторвала Дениса по диагонали от Виты. Бросила на пол, где уже валялись обрывки открытки из музея Торвальдсена.

— Ты пожалеешь о том, что сделала, моя девочка, — сказала сестра-хозяйка. — Если бы ты не болела, я бы тебя заставила убирать.

— Я не пожалею, и я не ваша девочка.

— Согласна, — сказала сестра-хозяйка, наклонившись, собирая обрывки. — Ложись и спи.

— Одна?

— Что ты имеешь в виду — одна? — сестра-хозяйка подоткнула простыни. Флора промолчала. — Тогда спокойной ночи. Спи крепко.

Флора пинком скинула простыни, когда женщина вышла, хлопнув дверью.

Прислушиваясь к удаляющимся шагам сестры-хозяйки, Флора задыхалась от гнева и обиды. Никогда больше она не сможет вынуть эту открытку и вообразить себя той девушкой, которую так нежно ласкают. Если Феликс почувствовал облегчение, расставаясь с ней, само собой разумеется, те двое почувствовали бы себя так же. Она не может им больше верить, она не может больше думать о них. Она должна их выкинуть из головы. Эти дневные мечтания о Феликсе, Космо и Бланко, глупые и детские, — все равно что сосать палец или мочиться в постель, как маленькие дети, чьи родители только что уехали в Индию. Феликс, конечно, был очень хороший и очень добрый.

Но ей не нужна доброта.

Он скучал, жуя фазана и ковыряя вилкой в брюссельской капусте, и, казалось, почувствовал облегчение, уезжая.

— Ох, — Флора вскинулась и перевернулась. — Ах, — она ощутила себя совершенно несчастной и вспотела. Он сказал про Космо только потому, что подумал — я бесхарактерная. — Тряпка! — выкрикнула она громко в школьном изоляторе. — Тряпка! И ничего больше!

Наконец, заснув, она увидела кошмары, кричала, потому что в них сестра-хозяйка превратилась в мраморный бюст, у которого непостижимо выросли руки, душившие ее и трясшие, пока она не проснулась.

— Глупая, посмотри, что ты сотворила с постелью? Все перевернуто и все на полу. Ничего удивительного, что ты так дрожишь.

— Извините, сестра-хозяйка, я была…

— Я принесу тебе теплое питье. Доктор придет утром.

— А он мраморный?

— Что ты хочешь сказать — мраморный? Тебе приснилось, что ты живешь в мраморной усадьбе? — Она расправила простыню и одеяло.

— Мраморные руки…

— Не руки, усадьбы. Чтобы жила в мраморных дворцах, вот как это звучит. Не такая уж я необразованная, моя девочка.