Мэри Уэсли - Разумная жизнь

— Я иногда ее вижу.

— Передай ей привет, если увидишь. Она все еще шьет?

— Да.

— Я не могу говорить и со своими детьми, они болтливы, как мать.

— В Голландии? — Было трудно, наблюдая, как Феликс ест омлет, поверить в существование Голландии, в голову лезла Англия, отделенная каналом от оккупированной Европы. Неужели он действительно приехал оттуда? — А твоя мать и сестры? — спросила она.

— Я не могу их подвергать опасности. Нас оккупировали немцы, ты знаешь. Вот. — Он съел салат и порцию сыра Флоры. — Мое исчезновение может вызвать неприятности, — сказал он, — пусть посуетятся. Англичане в своих безопасных конторах слишком довольны собой… — Феликс говорил презрительно.

— Они подумают, что ты провел ночь с проституткой, — сказала Флора.

Дожевывая остатки сыра, Феликс задумчиво оглядел ее.

— А я проведу ночь с тобой. Уж слишком давно я не обнимал незнакомое тело.

Не впервые она замечала, что война изменила мужчин, они теперь не занимались ухаживаниями, но все же Феликс удивил ее. И она с опозданием обиделась.

— Когда ты тогда забрал меня из школы на ленч, ты боялся заразиться.

— Но сейчас ты не простужена, — засмеялся Феликс. — Я потом слышал, что твой грипп оказался корью. Так что давай, дорогая…

Флора обрадовалась его смеху.

— Ты не так-то часто смеешься, — сказала она.

— Это трудное занятие, если ты постоянно в страхе. Пошли, Флора. — Он взял ее за руку. — Пошли в постель? — Он подавил зевок и поднялся, протянув ей руку.

— Я помою посуду, — упрямо заявила она. Потом, как бы отстраняясь от происходящего, спросила: — Не могу понять, что ты можешь делать в Голландии, если так боишься? — Правда, что он там делает, если боится? Волнуясь, она пыталась привести мысли в порядок и с трудом верила его рассказам. — Нет, ты правда из Голландии?

— Да, я не выдумываю.

— Так почему бы тебе не остаться здесь, если ты уже приехал?

— Пошли, Флора, пошли наверх. — Он пристально смотрел на нее. — Ты мало изменилась. Просто поправилась в нужных местах. В Динаре ты вся состояла из палочек, но глаза сияли.

— Почему ты не можешь остаться? — Флора изменила свой вопрос.

— Да есть кое-что, что я могу еще сделать.

— Например?

— Например, раздражать немцев. — Он говорил беспечным тоном. — Что это значит? Это значит, заставить с собой считаться. Ой, ну ладно, Флора, брось ты свою посуду.

„Это ошибка“, — думала Флора, раздеваясь. Феликс был уже в кровати и говорил:

— Поторапливайся.

Если бы хозяева узнали, что она собирается делать в их постели, им бы это не понравилось, подумала Флора.

Феликс потянулся из кровати к ней и потащил.

— Ну давай, ложись.

Любовный акт был опытный, но безликий: медленно, медленно, быстро, быстро, медленно и — заключительный аккорд. Мраморный Феликс совсем не похож на живого. Она подавила смешок.

— Тебе понравилось? — гладил ее Феликс. — Хорошо, — оценил он, не ожидая ответа. — А ты мускулистая, как мальчик.

— Я работаю на воздухе. Я крестьянка.

Он не интересовался ее работой.

— Ты помнишь пикник? — Он продолжал гладить ее. — Билли тогда было лет одиннадцать.

— А кто такой Билли?

— Помнишь девочку с белыми ресницами и кривыми зубами, ее братишка, Билли Виллоубай.

— А она очень изменилась и вышла замуж за богатого американца. — Флора никак не могла вспомнить Билли.

— Дорогой Билли. Интересно, чем он сейчас занимается? — пробормотал Феликс.

Флора отодвинулась от Феликса. Может, лучше повернуться к нему спиной?

— Не отворачивайся, — он притянул ее к себе.

Она пыталась вспомнить, какой он был в Динаре. Не такой седой и не средних лет.

— Мистер Феллоуз, у кого я работаю, сейчас пишет книгу, где пытается доказать, что нацистов можно было обезопасить мирными средствами, — сказала Флора. — Он сам мирный человек.

Феликс фыркнул.

Эта кровать принадлежала мистеру Феллоузу, и потому Флора чувствовала себя обязанной упомянуть его.

— Он собирал еще довоенные статьи Хьюберта, — рассказывала она, а Феликс продолжал пальцами пощипывать ее бицепсы.

— Билли был примерно твоего сложения в юности, — сказал он, стиснув ее.

— Я не Билли.

— Хотел бы я взглянуть на него.

Флора подумала, не лучше ли ей отправиться в свою кровать наверху.

— Знаешь, я тебя оставлю, чтобы ты выспался.

— Не оставляй меня одного. Мне надо поговорить. — Он крепко обнял ее.

— О чем? — Если бы я оказалась в своей кровати, я могла бы колотить ногами, кусать простыни, кричать, смеяться, делать что угодно. Флора сейчас чувствовала себя так, как если бы взялись распускать большое вязаное платье, а оно само разлезалось у нее на глазах.