Элизабет Эштон - Парад павлинов

— Догадываюсь, — продолжал он. — Конечно, добродетельная английская дама вообразила самое ужасное! Но разве это имеет какое-нибудь значение? Мы ведь с вами знаем, что между нами ничего не было.

«Ничего, кроме поцелуя».

— Мистер Димитриу, вам, кажется, доставляет удовольствие преследовать меня, — сердито сказала Чармиан. — Я же не вижу в этом ничего забавного.

Она заметила, что он вздрогнул, и приготовилась к резкой отповеди.

— Мне казалось, я ясно дал вам понять, что у меня нет намерения преследовать вас, как вы выразились, — холодно ответил Алекс. — Я пригласил вас прогуляться со мной, поскольку у меня сложилось впечатление, что вы чувствуете себя довольно одиноко. Спокойной ночи, мадемуазель. — Он повернулся и скрылся в тени коридора.

Чармиан стало очень неловко. Последние слова Алекса шли вразрез с ее прежними представлениями об этом человеке. Как он сумел распознать, что в сплоченной семье Себастьенов она чувствует себя одинокой и даже лишней — он, которого Чармиан считала неспособным думать о других? Он хотел как-то скрасить ее одиночество, а она оттолкнула его.

Чармиан порывисто бросилась вслед за Алексом — извиниться перед ним и сказать, что ценит его заботу, но завернув за угол, увидела, что опоздала: Алекс уже открыл дверь в гостиную и скрылся за ней. Чармиан остановилась. Не стоит разговаривать с ним в присутствии Себастьенов. Благоразумнее оставить все как есть, позволив Алексу считать, что она неправильно поняла его.

Чармиан пошла в свою комнату, сняла платье и спрятала его в шкаф. Надев халатик, она раздвинула шторы и выглянула в окно. Как и сказал Алекс, луна ярко освещала сад, а когда Чармиан распахнула окна, комнату наполнил аромат роз. Под окнами в лунном свете лежала терраса, окаймленная прекрасными розовыми кустами.

Чувствуя, что все равно не уснет, девушка выключила свет и села у открытого окна. В ней росло какое-то странное томление, связанное с ароматом ночи… и с Алексом.

Осознав причину своего состояния, Чармиан мысленно выругала себя. Она ведь уже не глупая девочка-подросток, теряющая голову из-за первого привлекательного мужчины, который поцеловал ее, да к тому же известного сердцееда. Она вполне благоразумная молодая особа, и верх ее притязаний — получить работу в модном парижском салоне. Все ее нынешние страдания — из-за долгого безделья и глупых мечтаний. Завтра же она попросит мадам Себастьен дать ей какую-нибудь работу в саду.

Приняв это разумное решение, Чармиан встала и направилась к постели, но тут за окном послышались смех и голоса: семья Себастьенов вместе со своим гостем вышла на террасу. Чармиан была рада, что погасила свет; все решат, что она уже спит, если вообще вспомнят о ней.

Леон и Рене шли рука об руку, а мадам опиралась на руку Алекса, который, наклонив голову, слушал ее. Очевидно, это было что-то остроумное и веселое, потому что смеялся он от души. Несмотря на недавнее замечание о ее возрасте, он, похоже, находил ее общество приятным.

Чармиан вздохнула, задернула шторы, отгораживаясь от роз и лунного света, и зажгла настольную лампу. Алекс уже забыл о ней.

Когда молоденькая горничная принесла ей поднос с завтраком в соответствии с порядком, заведенным еще первой хозяйкой дома, Чармиан услышала голоса под окном, потом звук захлопнувшейся дверцы машины и шум мотора.

— Мсье Димитриу уехал в Париж, — сказала горничная.

Чармиан сама не знала, что при этом почувствовала — облегчение или разочарование.

— Девушки, выше головы! Вспомните павлинов, как они гордо несут свои роскошные хвосты. Когда-нибудь и на вас будут не менее красивые перышки. Подбородки выше! Держите спину.

«Да, похоже на парад павлинов», — думала Чармиан, послушно поднимая голову и следуя командам наставницы вместе с другими девушками, которые, как и она, готовились стать манекенщицами. Но пока без прекрасного оперения — все девушки были одеты лишь в трико.

Леон выполнил просьбу Чармиан и дал ей работу в салоне. Ее обязанности были весьма скромными, даже незаметными, да и сама она, бегая по разным поручениям в простом форменном платьице, больше походила на скромного воробышка, чем на паву.

После возвращения из Шатовье наступили такие напряженные дни, что воспоминания об Александросе Димитриу почти стерлись из памяти. Чармиан переехала в пансион, который порекомендовал ей Леон, и его хозяйка, мадам Дюбонне, не замедлила рассказать ей о том времени, когда у нее жила Рене. Мадам очень гордилась этим и хранила трогательные воспоминания о любви Рене и Леона, зародившейся под крышей ее пансиона.