Габи Шёнтан - Мадам Казанова

В тот же вечер мятеж провалился. Французский гарнизон успешно отразил все атаки, и в конце концов атакующие во главе с Наполеоном обратились в бегство, оставив у стен крепости с десяток раненых. Когда наступили сумерки, я осторожно спустилась вниз и стала ждать у входной двери. И вот я увидела Наполеона: лицо бледное, глаза лишились обычного блеска, по обе стороны рта залегли глубокие складки — свидетельство пережитого отчаяния и разочарования. Он прошел мимо, даже не заметив меня. «Слава Богу, остался жив», — подумала я. Но надолго ли?

Нет худа без добра. Наполеон не был немедленно арестован, приговорен военным трибуналом к смерти и расстрелян исключительно благодаря беспорядку, царившему тогда во Франции и на Корсике. Дело в том, что Франция объявила войну всем монархам Европы, а когда происходят такие крупные события, мелкие остаются в тени. В Военное министерство в Париже было направлено официальное сообщение о вооруженном мятеже в Аяччо, однако французская столица находилась в состоянии лихорадочного возбуждения и крайней дезорганизации. Военному министру приходилось решать множество более важных проблем, чем наказание непокорного нарушителя спокойствия. А поскольку со стороны Парижа не было никакой реакции, на Корсике тоже пока ничего не происходило. Прежние друзья и сторонники Наполеона, разочарованные неудачей, бесследно исчезли, и он вдруг обнаружил, что вокруг не осталось никого, кроме врагов и соперников. Все они тут же принялись сурово критиковать его политические шаги и выражать сомнение в его способностях военачальника. Осуждаемый, презираемый, он оказался в печальном одиночестве. Зато теперь у него снова нашлось для меня время и он опять с благодарностью принимал любой знак дружеского расположения к нему.

Постигшее Наполеона несчастье открывало передо мной возможность доказать свою сердечную привязанность к нему. Если я сумею убедить его, что моя вера в него неизменна и что я остаюсь на его стороне и в хорошие, и в плохие времена, не заставит ли это Наполеона полюбить меня? Ведь любовь начинается с восхищения — он сам так говорил.

Наступила весна. Деревья и кусты стояли, окутанные желто-зеленой дымкой, повсюду распускались почки, а в высоком и чистом небе светило солнце, с каждым днем все сильнее и сильнее пригревая землю. Держа в руке туфли, я бежала босиком по сухой, растрескавшейся почве и чувствовала, как первые травинки щекочут ступни. Я торопилась в рощу. Недавно, выглянув в окно, я увидела, что именно туда направляется Наполеон. Он шел, опустив голову и заложив руки за спину, весь вид его говорил о состоянии глубокого уныния и покинутости. И при этом он был один.

Надо воспользоваться этой возможностью. Наступило время сиесты. Я выскользнула из дома незамеченной и сейчас неслась во весь дух за Наполеоном. Однако он нигде не попадался мне на глаза, а я уже с трудом переводила дыхание. И все-таки я должна его найти.

В роще было прохладно, царил полумрак. Лишь кое-где сквозь просветы в густой листве пробивались тонкие лучики солнца. В тишине слышалось только мое учащенное дыхание. Неужели я проскочила мимо него? А может, он поднялся еще выше в гору или, наоборот, спустился к морю? Я решила идти дальше — до самой вершины. Ноги мои уже ныли от усталости и были в кровь исцарапаны сухим кустарником. Наконец я выбралась на небольшую полянку. За тонкими высокими соснами открывалось море. Я остановилась, ощущая дрожь в коленях. Наполеон стоял, прислонившись к стволу, и внимательно изучал сверху город. Проследив за его взглядом, я поняла, что он смотрит на крепость. Когда я окликнула его по имени, он, похоже, нисколько не удивился моему внезапному появлению. Мельком взглянув на меня, он снова перевел взгляд на город.

— Я в ужасном положении, Феличина, — произнес он монотонным голосом. — Если бы не жуткая анархия в Париже, я бы уже давно стоял перед военным трибуналом. Я просрочил возвращение из отпуска на четыре месяца, и мне сообщили, что на мое место назначен другой офицер. Если я появлюсь в своем полку в Валансе, меня могут объявить дезертиром. Даже не знаю, что мне теперь делать. — Его щеку исказила судорога; казалось, он старается сдержать слезы. — Я потерпел поражение.

— Неправда, — быстро сказала я. — Я верю в тебя. Верю в то, что тебе суждено свершить великие дела, обрести величие. Сейчас тебе нужно просто принять решение. Ты должен поехать в Париж — там ты сможешь продвинуться. Для этого у тебя есть и ум, и талант, и воля. Нельзя терять мужество — это главное. Никто не сможет изменить твою собственную судьбу.