Габи Шёнтан - Мадам Казанова

Я не могла не рассмеяться. Ну разве в моих интересах лгать ему? Ведь мы работаем ради одной общей цели.

— Нет необходимости угрожать мне, Ваше Превосходительство, — сказала я. — Мне доставит удовольствие выполнять порученную вами миссию. Думаю, что теперь вы вполне могли бы называть меня «мадам». Я не терплю запугивания. Правила игры понятны — я буду стараться узнавать для вас то, чего вы еще не знаете. Взамен вы обещаете хранить обо мне молчание, и я хочу, чтобы вы дали мне возможность положиться на вас. При таких условиях наше, — я запнулась, — сотрудничество будет выгодным для обеих сторон.

В ответ Фуше едва заметно кивнул. Я встала с кресла.

— Вы вполне могли бы опустить наиболее драматическую часть нашей беседы, ведь вам хорошо известно, что в течение многих лет я действую ради той же самой цели, что стоит перед вами сегодня.

Фуше тоже поднялся.

— Я всегда оберегаю себя от всякого рода случайностей. Страх делает людей более сговорчивыми, а ужас способствует послушанию, мадам! — Он с особой подчеркнутостью произнес последнее слово и испытующе посмотрел на меня из-под бровей. — И вот что я еще хотел сказать. Во дворце Мальмезон вы видели маршала Бернадота. Вам надо будет встретиться с ним до его отъезда из Парижа. Высказывавшиеся сегодня идеи найдут понимание с его стороны. Я могу предположить, что вскоре он сам принялся бы искать связей и знакомств, которые уже имеются у вас.

Фуше предостерегающе погрозил мне своим костлявым пальцем.

— Вам нужно быть крайне осторожной, мадам. И не следует рассчитывать на помощь или какую-либо поддержку с моей стороны. — Его губы искривились в зловещей усмешке. — Я без малейших колебаний буду все отрицать.

Я отметила, что он все еще пытается запугать меня.

— А от меня вас никто не сможет защитить, — продолжал он, понизив голос. — Даже сам Талейран. — Фуше учтиво поклонился мне. — Вы, кстати, можете рассказать Талейрану о моем визите. И можете передать ему каждое мое слово, пусть он знает мое отношение ко всему этому. Все равно я все буду отрицать и, если сочту необходимым, могу обвинить вас в государственной измене, заговоре и покушении на императора. — Он сделал эффектную паузу и добавил: — Учтите, шпионов расстреливают одинаково, невзирая на пол. — Он снова склонил голову. — Я еще свяжусь с вами. А до тех пор всего хорошего, мадам.

После того как Фуше, словно злой дух, исчез, мое напряжение спало, однако тут же разболелась голова и появился неприятный вкус во рту. Я хотела все обдумать, но, как ни старалась, мысли разбегались в разные стороны. По правде говоря, мне следовало бы быть благодарной Фуше за его откровения — теперь я знала, что у Наполеона есть враги даже в его ближайшем окружении. Однако встреча с шефом полиции оставила у меня в душе неприятный осадок. В тот раз, впервые за многие годы, я почувствовала, что надо мной нависла опасность. Червь сомнения не давал мне покоя — как никогда, я нуждалась в совете, в утешении. Наконец, когда я уже была не в силах выносить возникавшие в моем воображении картины, я послала за Талейраном.

К счастью, он не заставил себя долго ждать. Как всегда элегантно одетый и бледный, он пришел во второй половине дня и нежно приветствовал меня. Я уже хотела было начать излагать мою историю, но он принялся целовать мои глаза, щеки, губы и не дал мне возможности говорить.

— Не нужно верить всему, что вам приходится слышать, мадам, — сказал он скороговоркой. — На свете не существует настолько важных вещей, чтобы они не могли подождать. Только любовь нельзя заставлять ждать, ведь она такая чувствительная, такая хрупкая.

В это время его губы уже пощипывали мое ухо, а руки ласкали мою грудь. Я также была чувствительной, а потому признала правоту его слов и с готовностью уступила ему.

— Удовольствия всегда на первом месте. Но теперь перейдем к делу. — Удобно откинувшись на подушки, Талейран наблюдал, как я одеваюсь.

Я натянула кружевные чулки и набросила свой белый утренний халат.

— Вы должны внимательно выслушать меня, мой друг, — сказала я, нажимая на кнопку за изголовьем кровати. Деревянные панели на стенах бесшумно сдвинулись, скрывая обнаженные, полные сладострастия фигуры. Теперь мы с Талейраном остались в комнате одни, без этих вольготно расположившихся по стенам и отвлекающих внимание свидетелей.

В сжатой и предельно понятной форме я пересказала то, что произошло, ничего не исказив и не опустив ни одной существенной детали. Я была с ним более откровенной, чем с другими мужчинами, которым мне когда-либо доводилось рассказывать свои истории. Весенний день подходил к концу; темно-синие сумерки размывали очертания мебели в комнате, черты лица. Я зажгла свечу — мне сейчас хотелось видеть, какой будет реакция Талейрана на мой рассказ. Хотелось лучше понять свою ситуацию.