Кристина Арноти - Отличный парень

— Счет уже оплачен, — говорит он.

Анук вешает на плечо сумку. На ногах — легкие сандалии. Всего три узких ремешка, прикрепленные к кожаной подошве.

— Ты не…

Она смотрит на него.

Он не может закончить фразу.

Отъезд повергает Анук в состояние, близкое к обмороку. Она как бы смотрит на себя с другой стороны бинокля. Крошечная Анук проходит по коридору, входит в лифт: когда она идет через холл, то становится такой маленькой, что ее могли бы раздавить как букашку. Проходит мимо нагромождения чемоданов. Почему вид чемоданов вызывает у Анук приступ тошноты? Она выхватывает платок и пытается прикрыть рот, чтобы задержать горечь, поднимающуюся из желудка.

Входная дверь, жара, город. Город отпускает ее, город, который она любит с такой неистовой нежностью… Она согласна работать уборщицей, продавщицей в ларьке, кем угодно, лишь бы остаться здесь, в Америке, и каждую субботу искать Стива. Почему бы не поехать в Нью-Йорк? И там, стиснув зубы и сжав кулаки, по ночам искать его всю жизнь? Стив. Он притворится, что не знает ее.

— Ты можешь не спать на ходу, — спрашивает мягко Роберт, — и подержать эту папку?.. Здесь все наши бумаги. И наши билеты на самолет тоже… Проснись, Анук! Прошу тебя, будь хоть немного повнимательнее…

— Такси, сэр. Такси, такси, такси…

Свист разрывает розовые сумерки. Словно зачарованная, Анук смотрит на тротуар напротив гостиницы. Она даже сходит с еще не освещенной площадки. С дрожью она вглядывается в темноту улицы.

Америка — свободная страна, и потому любой человек может сидеть, спать, выражать протест, любить и убивать везде, где только захочет.

Напротив отеля на тротуаре сидит хиппи, с которым она познакомилась накануне. Он смотрит на Анук и машет ей рукой.

— Осторожно, мисс, — кричит портье. — Такси…

Он открывает дверцу. Анук уже в машине. Она прижимает к себе кожаную папку с бумагами.

— Что ты увидела там?

Роберт обращается к шоферу:

— Пожалуйста, в международный аэропорт!

Анук оборачивается. Через заднее окошко такси она видит, как хиппи встает на ноги, возможно, чтобы лучше попрощаться с ней… Он поднимает вверх левую руку, которую золотят лучи заходящего солнца.

Носильщик. Регистрация багажа. Чемоданы с прикрепленными бирками исчезают в люке. Огромный застекленный холл. Серебристые лайнеры кажутся белесыми в отливающем медью свете уходящего дня.

Посреди холла она останавливается и произносит:

— Я люблю его, я люблю его…

Она плачет. Все вокруг тонет для нее в тумане. Она видит только неясные контуры проходящих мимо людей…

— Я люблю одного американца, — произносит она высоким голосом, словно прося о помощи. — Я не могу уехать отсюда…

— Идем, — говорит смущенно Роберт. — Не надо нервных срывов…

— Это не нервный срыв, — произносит она еще более высоким голосом. — Я не могу уехать… Я хочу остаться в Америке… Мне нужен Стив…

— Стив, — повторяет он.

Это имя пронзает его насквозь. Вторгшийся в их жизнь чужак, негодяй, искатель приключений приобретает форму. Он имеет имя. Она произнесла это имя так, как никогда не произнесет его.

— Стив… Стив Дейл, — торопливо произносит Анук. — Бывший офицер. Раненый. Хороший человек. Я нужна ему. Так же как он нужен мне. Хороший парень. Я нужна ему… Мы уедем на Средний Запад и станем фермерами.

Две стюардессы, элегантные и свежие, как мятные конфетки, проходят мимо и улыбаются им.

Женский голос, мягкий и высокомерный, объявляет рейс Вашингтон — Париж с посадкой в Нью-Йорке.

— У тебя есть монетка? — спрашивает Анук. — Чтобы позвонить… Двадцать пять центов…

Было бы так легко солгать, что он раздал носильщикам всю мелочь. Пока она будет искать обменный пункт, поток пассажиров увлечет ее за собой в зал, из которого по передвижному коридору попадают прямо в салон самолета.

— Роберт, пожалуйста…

Эта тоненькая и дрожащая, как тростинка на ветру, девочка с мокрым от слез лицом, почти босая, в кое-как застегнутой на груди блузке, еще сутки назад была его женой. Схватить бы ее в охапку, шептать на ухо какие-то нежные невнятные слова, подталкивая к спасительной для него двери зала для улетающих пассажиров.

— Объявляется посадка…

Она протягивает ему маленькую, почти детскую ладонь. Две ладони. Как будто просит милостыню. На левой — обручальное кольцо…

Он смотрит на нее. И любовь захлестывает его с силой термального извержения. Он уже тонет в своей любви. «Она меня поимела», — думает он, желая шуткой заглушить свою боль.