Мишель Ричмонд - Год тумана

— Туда, — указываю в сторону деревьев. Она колеблется и продолжает стоять. По-прежнему держимся за руки.

— А как же Тедди и Джейн?

Опускаюсь перед ней на колени.

— Мы с твоим папой так по тебе скучали…

— Они велели сидеть здесь. У меня будут проблемы.

— Не будет никаких проблем, — говорю. — Обещаю.

Стоя на коленях перед Эммой и уговаривая бежать, чувствую себя преступницей и немедленно задумываюсь о похитителях. Возможно, они ощущали то же самое — тошнотворное чувство нетерпения и страх: а вдруг что-то пойдет не так и кто-нибудь помешает бегству? Из пляжного ресторана доносится латиноамериканская музыка вперемешку с радостными возгласами детей. Солнце огромное и жаркое. Очки ничто против полдневного пекла Коста-Рики, когда все буквально белеет, а воздух дрожит и накатывает горячими волнами.

Осторожно тяну Эмму за руку. Она делает шаг, потом другой. Медленно. Перед нами — купа деревьев, путь к спасению. Позади — океан и опасность быть замеченными. Что делать, если сейчас прибегут Тедди и Джейн и начнут кричать, будто я увожу их ребенка? Кто мне поверит?

Шагаю вперед, крепко сжимая влажную ручонку Эммы, ноги погружаются в песок при каждом шаге, и все это похоже на замедленную киносъемку.

А потом просто исчезаем. Нас скрывают джунгли. Только что стояли на открытом месте, а в следующую минуту уже топаем по узкой дорожке, усыпанной галькой и разбитыми ракушками. Наконец замечаю, что Эмма босиком, а ее ноги сплошь покрыты царапинами. Пробую нести ее, но девочка стала слишком тяжелой — не получается идти быстро.

— Прости, детка, — ставлю ее наземь. — Тебе придется идти самой. Нам нужно торопиться.

Отдаю ей свои шлепанцы; они слишком велики, но Эмма не возражает.

Переходим через маленький ручей, а потом начинается крутой подъем, ведущий к дороге. По-прежнему сжимаю маленькую ладошку. В какой-то момент чувствую, что она начинает сопротивляться, и слегка ослабляю хватку. Не свожу с нее глаз, не могу насладиться чудом ее присутствия. А ведь были дни, когда у меня опускались руки. Я, как и Джейк, начинала верить в то, что Эмма мертва, и подумывала о возвращении домой. Могла бы сесть на самолет двумя днями раньше и не увидеть ее.

В листве над головой слышится шелест. Эмма останавливается и крепко стискивает мои пальцы.

— Смотри, — шепчет она, указывая наверх. — Обезьяна.

Их целая дюжина, животные быстро перемешаются по деревьям. Крошечные тела жилисты и покрыты серой шерстью. Смотрю на Эмму, устремившую взгляд в толщу листвы. Она изменилась. Изменились волосы, вес и рост. И тут меня постигает окончательно осознание того, что случилось. Ребенок здесь, со мной. Мы спасаемся бегством. Может быть, я сплю? Может быть, это галлюцинации? Но запах океана, пение птиц и рука Эммы в моей — все служит доказательством того, что происходящее не плод воображения. Не сказка, не сон; лес настоящий, ребенок настоящий.

Сначала она пропала. А потом нашлась.

Сердце бешено колотится больше от радости и страха, чем от усталости. Опускаюсь на колени и заглядываю ей в лицо, все еще не в силах поверить.

— Эмма…

— Что?

— Это правда ты?

— Да. Это я.

В том, как произносится «я», есть что-то порывистое и страстное, на грани дерзости, как и все у Эммы. Она смотрит через плечо, как будто тоже боится быть пойманной.

— Пойдем. — Девочка тянет меня дальше.

Через пять минут мы выходим из леса на узкую асфальтированную дорогу, вдоль которой стоят красивые особняки. Отсюда примерно полмили до шоссе. Ждем такси или автобус. В придорожном магазинчике покупаю широкополую соломенную шляпу и солнечные очки.

— Надень, — говорю Эмме.

Она не задает вопросов, словно уже привыкла маскироваться. Выпускаю ее руку лишь затем, чтобы расплатиться с продавцом.

Из-за поворота показываются только машины и мотоциклы. Ни автобуса, ни такси. Почему так долго?

— Детка, — спрашиваю, пока мы ждем, — как ты попала из Сан-Франциско в Коста-Рику?

— Ехали. — Эмма хмурится. — Очень долго ехали, и в машине было жарко.

— А какая у Тедди и Джейн машина?

— Желтая. И все время ломалась. А когда видели полицейского, я должна была прятаться под одеяло. Было страшно.

— Больше ничего не нужно бояться. Едем домой.

Вспоминаю о самом первом дне, когда желтый «фольксваген» меньше всего казался похожим на улику, а больше — на ложный след. Теперь я тоже его высматриваю, как делала все эти месяцы на Ошен-Бич. Представляю себе тот момент, когда Тедди и Джейн вернутся к своим полотенцам и обнаружат, что Эммы нет. Их чувства? То же замешательство, которое охватило меня долгих одиннадцать месяцев назад? Растущая паника? Будут ли они проклинать минуту, когда отвлеклись, ловя приближающуюся волну, и забыли о самом главном: Эмма одна на пляже?