Мишель Ричмонд - Год тумана

— Из Сан-Франциско. А ты?

— Из Айдахо.

— Далеко забрался.

— Да и ты тоже. Не хочешь провести со мной ночь? У меня классный домик на пляже, совсем близко. Есть травка. И учти, я отличный любовник. Меня зовут Тор. Как викинга.

— Спасибо за предложение. Нет.

— Может, передумаешь? — Он придвигается ближе, ощущаю на лице его прохладное дыхание. Симпатичный, смуглый и стройный. Красивые губы.

Конечно, голова от пива слегка кружится, но не настолько, чтобы сделать глупость.

— Сколько тебе лет?

Он ухмыляется:

— Я уже большой.

— Уверена, ты вполне способен сделать женщину счастливой, но боюсь, мне пора. И тебе бы посоветовала лечь пораньше, если завтра собираешься выступать.

— Кататься на доске — это как водить машину, — возражает он. — Лучше всего в пьяном виде.

Встаю, собираясь уходить, и на прощание Тор хватает меня за лодыжку.

— Сестренка, не понимаешь, от чего отказываешься!

Вернувшись в номер, ложусь на жесткую кровать, застеленную несвежими простынями, и засыпаю тревожным сном. Завтра. Да, завтра.

В восемь утра пляж переполнен. Компании серфингистов собираются под разноцветными зонтиками. На плакатах написаны названия клубов. Несколько человек уже в воде и разминаются. Расстилаю полотенце неподалеку от вышки спасателей и сажусь. С собой у меня три бутылки воды, сандвич с сыром, фотоаппарат и бинокль, купленный в Плайя-Эрмоса. Вожу биноклем вдоль кромки воды, но люди движутся так быстро, что не получается как следует рассмотреть доски.

— Посмотри-ка вон туда, — говорит сверху спасатель. — Видишь, как волна расходится на две? Сегодня хороший день.

— Наверное, — отвечаю. — Когда начнутся соревнования?

— Через полчаса. Судьи только что собрались. — Он кивком указывает в сторону длинного стола, стоящего на песке метрах в двухстах от нас. За ним сидят трое полуголых судей, один — в ковбойской шляпе.

Жду и наблюдаю. Жара усиливается, солнце светит все ярче. К десяти часам пляж забит до отказа. Серфингисты всеми правдами и неправдами стараются занять место поудобнее. Приятели поздравляют друг друга, когда судьи объявляют очки. Во время второго заезда один из спортсменов показывает публике голый зад — буквально за секунду до того, как его сносит с доски.

Происходящее похоже на огромную студенческую вечеринку, после вчерашнего у всех трещит голова, но парни показывают высший класс. Если бы я приехала в Бока-Барранка по иной причине, искренне этим наслаждалась бы. Вспоминаю те дни, когда Рамон встречал меня неподалеку от школы и вез в Шорес. Мы проводили целый день на пляже, я возвращалась домой только к вечеру, обожженная солнцем и опьяневшая, и тихонько пробиралась к себе в комнату, дабы не попасться на глаза родителям. Даже тогда я осознавала, что это прекрасные дни, истинное сокровище. Глядя на родителей, делалось понятно — во взрослом мире любовь другая; в любви, объединившей моих отца и мать, проглядывало что-то злое и суровое. Потом Рамона не стало, и потекли годы ничего не значащих отношений, пока не появился Джейк. К моменту встречи с ним уже успела забыть, что секс может быть таким восхитительным, а разговор — таким простым.

— Ты отличный рассказчик, — однажды сказала я, после того как он полчаса распространялся о квантовой механике.

— А ты — терпеливый слушатель.

В полдень поручаю свое полотенце заботам спасателя и начинаю бродить по пляжу. Тор, мой вчерашний знакомец, стоит возле стойки импровизированного бара и пьет текилу.

— Похмелье?

— Попала в точку, — говорит он и, кажется, не узнает.

Заказываю «Кровавую Мэри» и блуждаю под навесами, рассматривая лица и доски. После четырех месяцев непрерывного общения с серфингистами я уже научилась распознавать некоторые марки и модели: «Хобби винтаж», девять и шесть, с закругленным основанием; желто-голубой «Роберт Август», девять и шесть, с фирменным стабилизатором; «Малибу-Фриз», десять и шесть, названная в честь первого калифорнийского серфингиста. Розботтома нет.

Возвращаюсь к своему полотенцу и сажусь посмотреть следующий заезд. На пляже начинается суматоха, все спешат поближе к воде.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Раббит Кекаи, — отвечает спасатель, указывая на серфингиста, который в одиночестве отплывает от берега.

Всего минуту назад в воде было не меньше трех десятков спортсменов, а теперь только один.

— А где остальные?

— Уступили место. Из уважения. Раббит — один из самых знаменитых серфингистов в мире. Да, черт возьми, самый знаменитый! Начал кататься на Вайкики, в пятилетнем возрасте. Учился у мастеров — у Дьюка Канамуки и Тома Блейка. Ему восемьдесят четыре года, но по-прежнему даст любому сто очков вперед.