Франсуаза Саган - В ловушке любви

Итак: я находилась где-то на востоке Парижа, в поместье в стиле Людовика XIII, в обществе банкира-детектива. У меня не было машины, багажа, цели. Не было и мыслей относительно моего ближайшего, а тем паче далекого будущего. В довершение всего наступал вечер, и становилось темно. В жизни я пережила много всяких ситуаций — комических, экстравагантных и даже зловещих, — но в этот раз я превзошла саму себя. Я поздравила себя с таким редким успехом и мысленно сняла перед собой шляпу, затем отпила немного из стакана. Его содержимое, казалось, было единственным на земле, что доставляло мне радость. Но очень скоро я поняла, что мне не следовало так пренебрегать консервами, потому что голова уже начинала кружиться. А перспектива видеть Юлиуса А. Крама в трех экземплярах нисколько не вдохновляла.

— Вы не могли бы поставить какую-нибудь пластинку?

Теперь настала его очередь прийти в замешательство — не все же мне, — Юлиус встал, открыл один из секретеров эпохи Возрождения. Конечно, он не ожидал такой реакции от женщины, которую только что вырвали из рук садиста. В глубине секретера располагалась стереофоническая аппаратура, по словам хозяина, японского происхождения. Учитывая декорации, я ожидала услышать Вивальди, но комнату заполнил голос Тебальди.

— Вы любите оперу? — спросил Юлиус.

Он сидел на корточках напротив дюжины никелированных ручек и казался от этого выше, чем был на самом деле.

— У меня есть «Тоска», — произнес он все так же торжественно.

Я обратила внимание на странную манеру этого человека всем гордиться. Не только своей аппаратурой, которая действительно была великолепной, но даже и Тебальди. А может быть, я попала на первого богача, научившегося получать реальную радость от своих денег. И если дело обстояло именно так, то это свидетельствовало о его больших душевных силах. Я знала, что богатые люди под извечным и порядком надоевшим предлогом, что деньги подобны обоюдоострому мечу, предпочитают говорить о тех ранах, которые они им наносят. Из-за своего богатства они считают, что люди заискивают перед ними или избегают их общества, но в любом случае завидуют. И что бы они ни приобретали, благодаря своим деньгам, это не доставляло им истинного удовольствия. Когда они были щедры, их не покидало чувство, что их обманывают. А когда они были недоверчивы, то утверждали, что уже не раз имели возможность самым грустным образом убедиться в обоснованности своих выводов. Но тогда, — может быть из-за выпитой водки, — мне казалось, что Юлиус А. Крам горд не столько своими финансовыми успехами, сколько тем, что, благодаря им, может без каких-либо шумов и шипов слушать безупречный и чистый голос Тебальди, женщины, которой он восхищался. В своей наивности он, наверное, так же гордился ловкостью своих секретарей, благодаря которым, ему удалось избавить очаровательную молодую женщину — то есть меня — от ужасной, по его мнению, судьбы.

— Когда вы собираетесь разводиться?

— А кто вам сказал, что я хочу развестись? — спросила я неприветливо.

— Но вы же не останетесь с этим человеком, — рассудительно произнес Юлиус. — Это же больной человек.

— А кто вам сказал, что я не люблю больных?

Отвечая таким образом, я злилась сама на себя. Раз я последовала так далеко за своим спасителем, то было бы естественно с моей стороны дать ему кое-какие объяснения. Но только мне не хотелось затягивать этот разговор.

— Алан не больной, — сказала я. — Он просто одержим. Он мальчик… мужчина, — быстро поправилась я, — который одержим одной страстью — ревностью. К сожалению, я поняла это слишком поздно. Хотя, возможно, в этом есть и моя вина.

— Да? И какая же? — прогнусавил Юлиус.

Он стоял передо мной подбоченясь и своим агрессивным видом очень напоминал адвокатов, которые выступают на громких американских процессах.

— Я не смогла избавить его от этого чувства. Он всегда ревновал меня, сомневаясь даже тогда, когда для этого не было никаких оснований. Наверное, я все время делала что-то не так.

— Просто он боялся, что вы покинете его, — сказал Юлиус. — Так боялся, что это наконец произошло. Логично?

Тебальди исполняла главную арию, и музыка, сопровождавшая ее изумительный голос, вызывала у меня странное желание разбить что-нибудь. И еще мне хотелось плакать. Кажется, мне действительно было необходимо выспаться.

— Вы, наверное, скажете, что это не мое дело… — начал Юлиус.

— Да, — рявкнула я, — это действительно не ваше дело.