Кэрол Мэтьюс - В радости и в горе

— Это твоя мать, — произнес голос на другом конце провода — голос, который невозможно был спутать ни с чьим другим.

Джози опустилась на кровать. В расписание между ванной и постелью она забыла включить массаж для уха. Вот когда пригодится выпивка. Она залпом выпила водку.

— Привет, мам.

— Ну?

— Нормально, спасибо!

— Я имела в виду: как свадьба Марты?

— М-м-м, — промычала она, размышляя о том, достанет ли шнур телефона до мини-бара.

— Что значит «м-м-м»? — встревожилась Лавиния. — Я так и знала, что мне надо было ехать.

— Я не думаю, что это что-то изменило бы.

— Что изменило? Почему ты говоришь как-то уклончиво? Почему ты не плачешь и не рассказываешь мне сквозь слезы, как все было мило?

— Долго рассказывать, мам. Я все расскажу, когда вернусь. — Шнура не хватало всего лишь на какой-то фут. Черт! Беседа с мамой на трезвую голову. У Джози упало сердце.

— Она сказала «да», правда?

— Вроде того…

— Что значит «вроде того»?

— Мне надо идти, кто-то стучит в дверь.

— Не открывай. Вдруг это грабитель под видом обслуги?

— Это риск, но я должна на него пойти.

— Подожди! Джозефина! У меня для тебя плохие новости…

О нет! Срочно надо включать программу завершения разговора.

— Плохие новости?!

— Да, Дэмиен все еще тебя любит!

— Я уже знаю, — Джози улыбнулась про себя. — Ужасно, правда?

— Я за тебя очень переживаю. Что значит — «я уже знаю»?

— Он прилетел сюда.

— На свадьбу к Марте?! А кто его туда звал?

— Такие мелочи Дэмиена обычно не останавливают.

— Каков мерзавец!

— Именно так я ему и сказала: «Дэмиен, ты мерзавец!» — Джози легла на кровать. Она была мягкой и теплой, подушка удобно поддерживала голову.

— Да, я знаю, что у вас, молодых, в ходу более хлесткие выражения, но так или иначе все это сводится к одному, — грозно сообщила ей мама. — По тому, как он говорил, было понятно, что он очень хочет, чтобы ты вернулась. Дорогая, я надеюсь, ты не поддашься его чарам.

— «Поддать» бы мне сейчас не помешало, но поддаваться чарам — ни за что!

Джози показалось, что ее мать хмыкнула, но это могли быть просто помехи на линии. Ну, если она и поддавалась, то не часто.

— Обещай мне, дорогая.

— Обещаю, — сказала Джози. — Тем более что Дэмиен сейчас тра… тра… тратит силы зря, гоняя уток, а не думает, как бы ему снова тра… тра… травить себя сексом со мной.

— Ты себе не представляешь, насколько обнадеживающе это звучит.

А ты себе не представляешь, насколько это правда, мама!

— Раз уж мы разговариваем на такие доверительные темы, давай я тебе еще расскажу про вросший ноготь миссис Ботомлейс.

Джози закрыла глаза. Ароматы лилии, жасмина, нарцисса, гвоздики и розы медленно отдалялись во времени.

— Тебе это будет стоить целое состояние, мам.

— Это не займет больше минуты.

Обычно это занимало шестьдесят.

— Я тебе говорила, что ей пришлось пойти к доктору Пилкингтону, чтобы ей его проткнули?

— Нет.

— Он сказал, что ей еще повезло, так как ноготь не надо удалять…

— Правда?

— А у миссис Голдинг дела не лучше. Ты помнишь миссис Голдинг?

— Нет.

— Помнишь. Ее сестра преподавала музыку в твоей начальной школе. О больных плохо не говорят, конечно, но это та женщина, которая отдала тебе свой магнитофон. Мы слушали «Greensleeves» на завтрак, обед и ужин в течение трех месяцев, пока магнитофон загадочным образом внезапно не исчез.

Несколько недель прошли в бесплодных поисках, после чего, на горе Джози, магнитофон был обнаружен разбитым на три части в задней части ящика для нижнего белья ее собственной мамы.

— Ты помнишь ее.

— Да.

Нет!

— Так вот, у нее рак кишечника. Говорят, ей осталось недолго, — ликующе заявила ее мать. — В конце концов все эти годы нерегулярного питания дали себя знать. Поэтому я такой страстный поклонник «All-Bran» [56] «All-Bran» — каша из отрубей. …

— М-м-м…

— Джозефина, ты меня слушаешь?

— Да, мам, — она зевнула, поворачиваясь на бок и устраиваясь поудобней.

Где-то там, в этом энергичном, увлекательном городе веселились люди. Люди наслаждались шикарными ужинами в дорогих ресторанах. Люди пили экзотические коктейли в изысканных барах. Люди влюблялись. А некоторые даже занимались любовью.

Мэтт Джарвис мог быть одним из них.

А еще она думала, что вместо долгожданной поездки в Нью-Йорк могла провести свой отпуск, отправившись на школьную экскурсию на Иль-де-Франс в компании тридцати подростков, страдающих от повышенного уровня гормонов, и нескольких бородатых курящих трубки учителей, некоторые из которых женщины.